A portrait of Samuel Johnson. Joshua Reynolds. 1775
Портрет Сэмюэля Джонсона. Джошуа Рейнольдс. 1755.
Портрет показывает концентрацию Джонсона и слабость его зрения
--------------------------------------------------------------------------------
Сэмюэл Джонсон (англ.Samuel Johnson; 7[18] сентября 1709 года — 13 декабря 1784 года) — английский литературный критик, лексикограф и поэтэпохи Просвещения, чьё имя, по оценке «Британники», стало в англоязычном мире синонимом второй половины XVIII века.
В 1744 выпустил удачную биографию Ричарда Сэвиджа, после чего получил заказ на составление толкового словаря английского языка. Этот труд занял девять лет, прославил автора по всей стране, укрепил его материальное положение и принёс ему степень магистра искусств Оксфордского университета. Несмотря на то, что Джонсон не имел предшественников в подобного рода работе, а на момент публикации (1755) этот словарь был первым в английской литературе, он и до настоящего времени не потерял своей ценности.
В 1750—1752 издавал журнал «Рэмблер» (англ. The Rambler), в котором напечатал 203 «опыта» на этические и литературные темы. Задачу своего журнала Джонсон видел в том, чтобы назидать, а не развлекать. Издание, к которому публика отнеслась с прохладцей, пришлось прекратить со смертью жены, но переизданные в одном томе выпуски журнала стали бестселлером, что в 1758 г. вдохновило Джонсона на издание менее серьёзного журнала «Айдлер» (англ. The Idler).---------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Существует исторический анекдот, связанный с созданием вышеупомянутого словаря. После издания, к Джонсону пришла депутация почтенный и богобоязненных дам, дабы поблагодарить его, что он не внес в словарь ни одного ругательства. На что Джонсон ответил: "Мне очень приятно, что группа таких почтенных дам прочла весь словарь в поисках ругательств"
Сказала бы, что это баба-медоед, но габариты не те. Это баба-гризли. Так ее и звали.
Жила-была в США, в штате Тенесси, черная девушка Мэри Филдс. Родилась в 1832 году, отец у нее был рабом на плантации, а мать — служанкой. Выросла она прехорошенькой, особенно фигурка удалась: рост под два метра, и 90 кило сплошных мышц. Характер у Мэри был под стать рельефу: она очень не любила, когда ее обижали. Ни одна женщина, конечно, такое не любит, но у Мэри был охуенный аргумент против обидчиков: она била сразу насмерть.
Так что в 1865 году хозяева Мэри с отменой рабства напились на радостях, что наконец от нее отделаются, и отпустили на все четыре стороны.
— Вот и заебись, — резюмировала Мэри. — Наконец-то свобода настала.
Прикупила сигар и отправилась бухать в салун.
— Проститутка? — встретил ее хозяин салуна.
— Ты как, сука, разговариваешь с честной черной девушкой? — возмутилась Мэри. — Я освобожденная рабыня Юга, а ты просто невнятный пипидастр.
— Тогда тебе сюда нельзя, — пояснил хозяин. — В салун можно только мужикам и проституткам.
— Нихуя не поняла, — удивилась Мэри. — Раньше было рабам нельзя. А нас освободили.
— Так то рабов освободили, — заржал хозяин. — А баб мы не освобождали. Они так и остались порабощенные. Хочешь в салун — становись проституткой. Правда, не знаю, кто на тебя позарится…
— Хуево быть бабой, — уяснила Мэри.
И переоделась в штаны с рубахой, а на голову картуз напялила. Еще немного подумала, и нанялась кочегаром на пароход «Роберт Ли». Кидала уголь и отбивалась от грабителей. Потом работала каменщиком, плотником — короче, везде наравне с мужиками. Так уж ей самогон и вискарь нравились — выпьет литр с утра, и ну камень класть. Всем, кто пытался в ней усмотреть бабу и пощупать сиськи, Мэри била ебло. В итоге ее ужасно зауважали, и прозвали Гризли. Но в салуны все равно не пускали.
Однажды на стройку пришла дама в монашеском облачении, и говорит:
— Здравствуйте, уважаемая Мэри Гризли. Я настоятельница Амадея, хочу пригласить вас в монастырь, в штат Монтана, присматривать за индейскими девочками-сиротками.
Рабочие дружно заржали, а Мэри решила:
— Ну а чо, дело богоугодное. Раз в салуны все равно не пускают, пойду в монастырь. Воспитаю сироток.
И стала работать в женском монастыре. Пахала прорабом, пиздила и строила рабочих, а в свободное время огранизовывала встречу грабителей, насильников и прочих бандитов, которые в огромном количестве искали поживу в монастыре.
— Сироток, блядь, обидеть каждый может, — рассудительно приговаривала Мэри, разряжая в гостей дробовик. — Но господь в моем лице этого не допустит, слышите вы, мудачье сраное? И подумать только: таких козлов пускают в салуны, а меня нет!
Амадея была страшно довольна таким приобретением, и все было бы хорошо, не прознай о Мэри епископ округа. Приехал в монастырь, понаблюдал и позвал Гризли на беседу.
— Ничуть не сомневаюсь, дочь моя, что ты истинная христианка, — тонко начал он разговор.
— Ну а хули ж, — кивнула Мэри.
— И то, что ты, дочь моя, материшь сироток во все корки, может, еще и ничего…
— Им это в жизни пригодится, — попыхивая сигарой, сказала Мэри.
— Да, и сигары тоже еще терпимо, дочь моя — в конце концов, от них моль дохнет. Вместе с сиротками, правда. Но ладно…
— Сигары штука нужная, — согласилась Мэри.
— Да. Так вот. Я бы даже стерпел, дочь моя, что в монастыре работает женщина в штанах, да еще и бухая с самого утра.
— А для чего ж еще монастырь нужен, — подтвердила Мэри. — В салун мне нельзя, приходится в монастыре бухать. И работа тут тяжелая. Молока за вредность не дают, вот и компенсирую стресс самогонкой.
— Это все мелочи, — вздохнул епископ. — Но нахуя ты, дочь моя, прострелила ноги нашему каменщику?
— Плохо себя вел, — пожала плечами Мэри.
— Сейчас он себя ведет очень хорошо. Тихий такой лежит, — согласился епископ. — Но вот камень класть не может. Я уж не вспоминаю, как ты устроила дебош в соседней деревне, и перебила там всех мужиков.
— А хули они меня в салун не пускали?
— В общем, дочь моя, придется тебе уволиться без выходного пособия.
И Мэри в 63 года оказалась безработной.
— Эх, стара я стала, надо найти местечко поспокойнее, — сказала она, и увидела объявление:
«Внимание, открыты вакансии! Почте штата Монтана требуются новые водители дилижансов, взамен убитых бандитами и сожранных волками. Соцпакета нет, похороны за счет государства».
— О, ну вот, это по мне работёнка, — обрадовалась Мэри.
Явилась к почтовому начальству, и говорит:
— Нанимайте.
— Да ты ж баба, — удивляется начальство. — Еще и немолодая.
— Вам меня в борще варить, что ли? — закусив сигару, уточнила Мэри. — Нет? Так берите и не выебывайтесь, все равно работать у вас некому.
Начальство репу почесало и согласилось: может, хоть один дилижанс на место доставит, пока ее не грохнут.
— Только у меня условие, — добавила Мэри. — Трезвая работать не буду.
Начальство вздохнуло, назначило ее в город Каскад, и сразу выписало бабло на похороны. Однако Мэри проработала на почте 10 лет. За это время она ни разу не была трезвой и не потеряла ни одной посылки. Во время нападений отстреливалась из дробовика, и перехуячила больше бандитов, чем любой ковбой в вестерне. Если подстреливали лошадь, Мэри сначала мочила грабителей, потом волокла посылки на себе. Волков она вообще перебила без счету.
Уважал ее народ безмерно, и дал прозвище Мэри-Дилижанс. В 72 года она вышла на пенсию, явилась к мэру, и говорит:
— Ну чо, блядь, теперь меня в салун наконец пустят? Или мне весь ваш городишко расхуячить?
— Я ваш фанат, мадам Дилижанс, — ответил мэр.
И издал специальный приказ, чтобы Мэри пускали во все салуны. Наконец сбылась мечта пожилой дамы. Она была абсолютно счастлива: каждое утро шла в салун, бухала, курила сигары, а к вечеру разбивала пару ебал тем, кто неуважительно к ней относился. Но неуважение рисковали проявлять только приезжие, местные Мэри Дилижанс обожали. Она вообще была достопримечательностью города.
Умерла Мэри в 82 года, потому что у нее наконец отказала печень от вискаря.
Мораль такая: настоящая женщина ради мечты горы свернет. Даже если это всего лишь мечта о салуне. )))
© Диана Удовиченко