Национальные гвардейцы допрашивают людей на антивьетнамских протестах в Грант-парке во время демократического Национального собрания в Чикаго, 1968 год.
Все правильно. Синие с водой, красные с огнем, зеленые с ядом, желтые с электричеством, ну и, конечно же, белые со льдом.
Че, блядь? Какой, нахуй, водой. То есть вот эта "металлическая головка" по-твоему растворяется или что? Она весит грамм 200, наверное. Как ты собираешься воду из нее разливать на противника?! Откуда такие ебанутые только вылезают
Башорг конца нулевых в последнее время что-то стал очень актуальным....![+ 21120
2007-09-10 14:02
#391893
(&Магк±г) Лишь 300 грамм свинца в висок (&Магк1г) Уйти помогут и забыться (&Магк1г) Ложаться пальцы на курок (&Магк±г) [Ь]И сердце прекращает биться...[/Ь]
(&Магк1г) >_<
(&Магк±г) 300 грам свинца это заряд противотанковой пушки...эмо совсем охуели...,старые](https://img2.joyreactor.cc/pics/comment/старые-фото-3268239.png "старые фото")
Не совсем понимаю уместность твоего коммента. Я вроде не про 9мм патрон говорил
При выстреле из рпг-7 граната должна пролететь какое-то определённое расстояние, чтобы встать на боевой взвод, если стрелять по цели, которая находится близко к стрелку, граната не успеет взвестись и не взорвётся. Это делается для обеспечения безопасности стрелка.
Долбоёбов это всё равно не спасет. Пардон за шакалов.
Мне сама ситуация непонятна, если судить из названия и самого видео, работа с заряженным гранатометом производиться, пусть и в довольно просторном, но помещении, это всё-равно что жонглировать гранатами. Разве такие вещи как: заряжание, подготовка к стрельбе и непосредственно сама стрельба из таких серьезных вещей не должны проходить на полигоне? Ну или если обучение проходит в подобных условиях, разве выстрел не должен быть учебным, без порохового заряда и БЧ по типу ПУС-7? Я в этом деле не спец, и прошу разъяснить ситуацию или это просто очередной армейский проёб и акт долбоёбизма?
Не смузи, блять, а "снафу". Это от аббревиатуры SNAFU. Американский армейский жаргон, зачастую обозначает ситуацию, когда всё проёбано по тупости и пострадали свои.
https://en.wikipedia.org/wiki/SNAFU
https://en.wikipedia.org/wiki/SNAFU
Когда каждый день таскаешь на себе и используешь опасные штуки, чувство опасности и осторожности при обращении с оными очень притупляется. (скорее всего это и произошло).
Но опять же, человеки с головой продолжают помнить правила, а долбоёбы творят хуйню, подобную видео выше.
Усугубляется алкоголем и постоянным недосыпом.
Но опять же, человеки с головой продолжают помнить правила, а долбоёбы творят хуйню, подобную видео выше.
Усугубляется алкоголем и постоянным недосыпом.
С двух метров может и достанется, но жопу стрелку по идее оторвать не должно, а тут ситуация очень мягко говоря не самая приятная. Мне любопытно, где, как, что и почему сие произошло, но к сожалению знаю только что видео очень древнее, не смотри что выложено в 2014, первый раз я его увидел ещё начале\середине 00-х
Тут уже наверно фиг разберешься, видео древнее, снято видимо на бабушкин тапок, ну хоть наглядно-поучительное, как не стоит обращаться с РПГ, снаряженным судя по всему боевым выстрелом. Даже если бы подобное происходило на улице, яйца или другие важные или не очень части тела отлетели бы в неизвестном направлении
Выстрел из РПГ-7 не взрывается, не пролетев 30м, чтобы воен не подорвал себя рокетджампом. Внутри есть соответствующий механизм, работающий за счет центробежной силы.
У большинства мужчин в толпе - неухоженные бороды, на них хипповские бусы, пацифики и элементы военной одежды - заплесневевшие тропические панамы, линялые повседневные куртки, усыпанные нашивками подразделений и значками, представляющими все рода войск.
Донлон дотягивается до меня рукой и подтаскивает к микрофону. "Это Джокер, один из братанов, только что из Нама. Валяй, Джокер, отмочи какой-нибудь прикол".
Я гляжу на зрителей и думаю, о чем же стоит поведать людям, которые собрались вместе для борьбы со своей собственной войной. Когда толпа затихает, и я обретаю уверенность в себе, я говорю: "Против штыков с песнями не попрешь".
Чей-то голос сердито спрашивает: "О чем это ты?"
- Ага, - поддерживают другие.
Я говорю: "Я о том, что вы здесь - душевный, славный народ, но вы сами себя дурите, полагая, что лозунги на упаковках от жвачки остановят войну во Вьетнаме".
Среди слушателей раздается недовольное ворчание, слышны неодобрительные свистки, люди поближе придвигаются к помосту.
Король выпрыгивает вперед и говорит: "Он прав! За оружие! За оружие!" На лице у него свирепое выражение. "Долой свиней!"
Донлон отпихивает Короля обратно, обращается одновременно и ко мне, и к толпе: "Джокер, "Вьетнамские ветераны против войны" строго соблюдают принцип ненасильственных действий. Мы ни с кем не будем драться. Даже с самим Никсоном, лучшим в мире производителем черепов в Сан-Клементе". Он пошлепывает себя по нарукавной повязке. "Я уполномоченный по миру. Это означает, что моя задача - делать так, чтобы все наши сопротивлялись аресту исключительно посредством пассивного сопротивления, и никак не иначе".
Я говорю Донлону и толпе: "Желаю удачи".
Никто не успевает произнести ни слова, как слева по борту возникает внезапная суматоха. Мы все поворачиваем головы туда и видим длинную двойную цепь самых что ни на есть здоровенных в мире полицейских, которые надвигаются, упрятав лица под затемненными плексигласовыми забралами. Полицейские имеют при себе длинные утяжеленные ореховые дубинки. Форма у них такая синяя, что сами они будто чёрные. Они наступают, серебряные жетоны сверкают на солнце как осколки горящего металла.
Черные линии смыкаются и начинают молотить дубинками по краю толпы, атакуют без предупреждения и без пощады. Прежде чем мы успеваем как-то отреагировать, всё приходит в хаос, когда справа по борту свечкой забрасываются в толпу контейнеры со слезоточивым газом, а за ними следует вторая двойная цепь копов - блокирующее подразделение.
Задыхаясь от слезоточивого газа, люди бегут куда попало, пытаются вырваться.
Я замечаю, как Мэрфи лихорадочно раздает влажные кухонные полотенца, чтобы люди могли использовать их как примитивные противогазы.
В толпе демонстрантов то там, то сям нестройно запевают "Нас не запугать", а тем временем отделения тактического назначения в белых касках и синих бронежилетах проталкиваются через демонстрантов, молотя дубинками по всем вокруг. Некоторые из ветеранов выходят из себя и начинают замахиваться на копов кулаками, а уполномоченные по миру тем временем пытаются их удержать.
Король подхватывает один из продолговатых серых контейнеров со слезоточивым газом и швыряет его обратно в полицейских. Дымящийся контейнер попадает копу в коленную чашечку, и тот падает. Это приводит полицейских в еще большую ярость.
Я вижу, как Донлон и несколько других уполномоченных по миру упрашивают полицейских проявить милосердие. Полицейские не обращают внимания на уполномоченных по миру и бьют их утяжеленными дубинками.
Я пробираюсь к Донлону и слышу, как сержант полиции отдает приказ: "Мудохать всех волосатиков, кто еще шевелится".
Копы сосредотачивают внимание на пятнадцатилетней девчушке. На девчонке - мальчиковый свитер. Свитер золотистого цвета, и на нем черная буква - знак школьной спортивной команды. Один из копов заходит сзади и берет ее в захват, прижимая горло утяжеленной дубинкой, душит ее дубинкой, надавливая плашмя на горло. Язык вылезает изо рта. Она задыхается.
Домохозяйка средних лет с плакатом "Мой сын погиб, чтоб Никсон мог гордиться" тянет копа за руку, но он стряхивает ее с себя. Коп говорит: "Отвяжись, сука. Сейчас и до тебя доберёмся".
Домохозяйка бьет копа картонным плакатом. Коп отпускает девчонку в свитере школьной команды, и она без сознания валится на землю. Потом поворачивается и бьет домохозяйку по лицу утяжелённой дубинкой.
Копы добираются до микрофона, где двадцать вьетнамских ветеранов-инвалидов в креслах-каталках сбились в кучку. Копы вышвыривают увечных и безногих ветеранов из кресел на землю, те пытаются уползти, а копы бьют их утяжелёнными дубинками.
Я вижу, как Донлон пытается стать на защиту катал, и следую прямо за ним, любого готов убить. Донлон пытается уговорить полицейских, убедить их, пытается их успокоить. Но копы прислуживаются к голосу разума не более, чем коричневорубашечники в нацистской Германии. Когда Донлон говорит копам, что увечные - это раненые ветераны, копы звереют еще больше.
Один из копов поворачивается и бьет Донлону утяжеленной дубинкой по лицу. Донлон падает.
Полицейский, ударивший Донлона, отворачивается от него и возвращается к избиению катал. Те из катал, у кого есть руки, поднимают их над собой, блокируя удары.
Я пробираюсь к Донлону, и в это время один из копов, участвующий в зверской драке, роняет каску. Я подбираю каску, похожую на головной убор гладиатора-марсианина.
Я нападаю на того копа, что ударил Донлона. Когда он переводит глаза на меня, я уже швыряю каску, и каска бьёт в плексигласовое забрало копа, и забрало трескается, и нос у копа ломается, и кровь разбрызгивается по плексигласу изнутри, и он уже ничего не видит. Пока коп снимает свою каску, я беру его за горло в захват и упираю коленку в поясницу.
Я говорю: "Бросай дубинку, а то хребет сломаю".
Кто-то с силой бьёт меня утяжелённой дубинкой по почкам, очень больно, и я падаю.
Пока полицейские надевают на меня наручники, я лежу распластанный на палубе. Донлон лежит рядом, он без сознания.
Один из копов подходит к Донлону и говорит: "Мы тоже вьетнамские ветераны, мудило". Коп плюёт Донлону в лицо.
Другой коп говорит: "А ведь этот парень без глаза останется".
Кот, который плевал, говорит: "Ага. Сначала живешь в трудах тяжких, потом подыхаешь". Оба смеются.
Нас вместе с сотней других военнопленных согнали в кучу. Для свиней мы больше не люди. Мы больше не граждане Америки. Мы теперь вьетконговцы. Мы - противник. Мы - лохи из Москвы. Мы - круглоглазые беспаспортные гуки.
Кроме того парня, которого прозвали Королем. Король машет перед копами удостоверением ФБР, и они его отпускают.
Белокурый коп подходит ко мне, разглядывает с головы до пят. Ворчливый, лыбящийся засранец. "Глянь-ка. Вот так-так, - говорит он, и еще два копа подходят на меня полюбоваться. Блондинчик постукивает мне по груди утяжеленной дубинкой. "Глянь-ка на этот иконостас. Три "Пурпурных сердца". А сержантских нашивок нет".
Блондинчик приближает своё лицо к моему и говорит: "Мне из-за тебя стыдно, что я вьетнамский ветеран".
Я отвечаю: "А мне из-за тебя стыдно, что я человек".
Белокурый коп пошлёпывает утяжелённой дубинкой по ладони, обтянутой перчаткой. "Да, назревает, похоже, очередное сопротивление аресту".
И вдруг какой-то коп, не снимая каски и не поднимая забрала, протискивается мимо трёх этих копов и говорит: "Этого я забираю".
Коп в каске утаскивает меня прочь и грубо зашвыривает на заднее сиденье черно-белой патрульной машины с автоматами по продаже жвачки на крыше, которые выстроены в ряд и мигают синим цветом. Изнутри машина пахнет рвотой, виски и дешевым одеколоном.
Когда патрульная машина трогается с места, белокурый коп с приятелями машут на прощанье и многозначительно посмеиваются. Я чувствую себя лицом, подозреваемым в причастности к Вьетконгу, которого по-дружески пригласили прокатиться на чоппере.
Донлон дотягивается до меня рукой и подтаскивает к микрофону. "Это Джокер, один из братанов, только что из Нама. Валяй, Джокер, отмочи какой-нибудь прикол".
Я гляжу на зрителей и думаю, о чем же стоит поведать людям, которые собрались вместе для борьбы со своей собственной войной. Когда толпа затихает, и я обретаю уверенность в себе, я говорю: "Против штыков с песнями не попрешь".
Чей-то голос сердито спрашивает: "О чем это ты?"
- Ага, - поддерживают другие.
Я говорю: "Я о том, что вы здесь - душевный, славный народ, но вы сами себя дурите, полагая, что лозунги на упаковках от жвачки остановят войну во Вьетнаме".
Среди слушателей раздается недовольное ворчание, слышны неодобрительные свистки, люди поближе придвигаются к помосту.
Король выпрыгивает вперед и говорит: "Он прав! За оружие! За оружие!" На лице у него свирепое выражение. "Долой свиней!"
Донлон отпихивает Короля обратно, обращается одновременно и ко мне, и к толпе: "Джокер, "Вьетнамские ветераны против войны" строго соблюдают принцип ненасильственных действий. Мы ни с кем не будем драться. Даже с самим Никсоном, лучшим в мире производителем черепов в Сан-Клементе". Он пошлепывает себя по нарукавной повязке. "Я уполномоченный по миру. Это означает, что моя задача - делать так, чтобы все наши сопротивлялись аресту исключительно посредством пассивного сопротивления, и никак не иначе".
Я говорю Донлону и толпе: "Желаю удачи".
Никто не успевает произнести ни слова, как слева по борту возникает внезапная суматоха. Мы все поворачиваем головы туда и видим длинную двойную цепь самых что ни на есть здоровенных в мире полицейских, которые надвигаются, упрятав лица под затемненными плексигласовыми забралами. Полицейские имеют при себе длинные утяжеленные ореховые дубинки. Форма у них такая синяя, что сами они будто чёрные. Они наступают, серебряные жетоны сверкают на солнце как осколки горящего металла.
Черные линии смыкаются и начинают молотить дубинками по краю толпы, атакуют без предупреждения и без пощады. Прежде чем мы успеваем как-то отреагировать, всё приходит в хаос, когда справа по борту свечкой забрасываются в толпу контейнеры со слезоточивым газом, а за ними следует вторая двойная цепь копов - блокирующее подразделение.
Задыхаясь от слезоточивого газа, люди бегут куда попало, пытаются вырваться.
Я замечаю, как Мэрфи лихорадочно раздает влажные кухонные полотенца, чтобы люди могли использовать их как примитивные противогазы.
В толпе демонстрантов то там, то сям нестройно запевают "Нас не запугать", а тем временем отделения тактического назначения в белых касках и синих бронежилетах проталкиваются через демонстрантов, молотя дубинками по всем вокруг. Некоторые из ветеранов выходят из себя и начинают замахиваться на копов кулаками, а уполномоченные по миру тем временем пытаются их удержать.
Король подхватывает один из продолговатых серых контейнеров со слезоточивым газом и швыряет его обратно в полицейских. Дымящийся контейнер попадает копу в коленную чашечку, и тот падает. Это приводит полицейских в еще большую ярость.
Я вижу, как Донлон и несколько других уполномоченных по миру упрашивают полицейских проявить милосердие. Полицейские не обращают внимания на уполномоченных по миру и бьют их утяжеленными дубинками.
Я пробираюсь к Донлону и слышу, как сержант полиции отдает приказ: "Мудохать всех волосатиков, кто еще шевелится".
Копы сосредотачивают внимание на пятнадцатилетней девчушке. На девчонке - мальчиковый свитер. Свитер золотистого цвета, и на нем черная буква - знак школьной спортивной команды. Один из копов заходит сзади и берет ее в захват, прижимая горло утяжеленной дубинкой, душит ее дубинкой, надавливая плашмя на горло. Язык вылезает изо рта. Она задыхается.
Домохозяйка средних лет с плакатом "Мой сын погиб, чтоб Никсон мог гордиться" тянет копа за руку, но он стряхивает ее с себя. Коп говорит: "Отвяжись, сука. Сейчас и до тебя доберёмся".
Домохозяйка бьет копа картонным плакатом. Коп отпускает девчонку в свитере школьной команды, и она без сознания валится на землю. Потом поворачивается и бьет домохозяйку по лицу утяжелённой дубинкой.
Копы добираются до микрофона, где двадцать вьетнамских ветеранов-инвалидов в креслах-каталках сбились в кучку. Копы вышвыривают увечных и безногих ветеранов из кресел на землю, те пытаются уползти, а копы бьют их утяжелёнными дубинками.
Я вижу, как Донлон пытается стать на защиту катал, и следую прямо за ним, любого готов убить. Донлон пытается уговорить полицейских, убедить их, пытается их успокоить. Но копы прислуживаются к голосу разума не более, чем коричневорубашечники в нацистской Германии. Когда Донлон говорит копам, что увечные - это раненые ветераны, копы звереют еще больше.
Один из копов поворачивается и бьет Донлону утяжеленной дубинкой по лицу. Донлон падает.
Полицейский, ударивший Донлона, отворачивается от него и возвращается к избиению катал. Те из катал, у кого есть руки, поднимают их над собой, блокируя удары.
Я пробираюсь к Донлону, и в это время один из копов, участвующий в зверской драке, роняет каску. Я подбираю каску, похожую на головной убор гладиатора-марсианина.
Я нападаю на того копа, что ударил Донлона. Когда он переводит глаза на меня, я уже швыряю каску, и каска бьёт в плексигласовое забрало копа, и забрало трескается, и нос у копа ломается, и кровь разбрызгивается по плексигласу изнутри, и он уже ничего не видит. Пока коп снимает свою каску, я беру его за горло в захват и упираю коленку в поясницу.
Я говорю: "Бросай дубинку, а то хребет сломаю".
Кто-то с силой бьёт меня утяжелённой дубинкой по почкам, очень больно, и я падаю.
Пока полицейские надевают на меня наручники, я лежу распластанный на палубе. Донлон лежит рядом, он без сознания.
Один из копов подходит к Донлону и говорит: "Мы тоже вьетнамские ветераны, мудило". Коп плюёт Донлону в лицо.
Другой коп говорит: "А ведь этот парень без глаза останется".
Кот, который плевал, говорит: "Ага. Сначала живешь в трудах тяжких, потом подыхаешь". Оба смеются.
Нас вместе с сотней других военнопленных согнали в кучу. Для свиней мы больше не люди. Мы больше не граждане Америки. Мы теперь вьетконговцы. Мы - противник. Мы - лохи из Москвы. Мы - круглоглазые беспаспортные гуки.
Кроме того парня, которого прозвали Королем. Король машет перед копами удостоверением ФБР, и они его отпускают.
Белокурый коп подходит ко мне, разглядывает с головы до пят. Ворчливый, лыбящийся засранец. "Глянь-ка. Вот так-так, - говорит он, и еще два копа подходят на меня полюбоваться. Блондинчик постукивает мне по груди утяжеленной дубинкой. "Глянь-ка на этот иконостас. Три "Пурпурных сердца". А сержантских нашивок нет".
Блондинчик приближает своё лицо к моему и говорит: "Мне из-за тебя стыдно, что я вьетнамский ветеран".
Я отвечаю: "А мне из-за тебя стыдно, что я человек".
Белокурый коп пошлёпывает утяжелённой дубинкой по ладони, обтянутой перчаткой. "Да, назревает, похоже, очередное сопротивление аресту".
И вдруг какой-то коп, не снимая каски и не поднимая забрала, протискивается мимо трёх этих копов и говорит: "Этого я забираю".
Коп в каске утаскивает меня прочь и грубо зашвыривает на заднее сиденье черно-белой патрульной машины с автоматами по продаже жвачки на крыше, которые выстроены в ряд и мигают синим цветом. Изнутри машина пахнет рвотой, виски и дешевым одеколоном.
Когда патрульная машина трогается с места, белокурый коп с приятелями машут на прощанье и многозначительно посмеиваются. Я чувствую себя лицом, подозреваемым в причастности к Вьетконгу, которого по-дружески пригласили прокатиться на чоппере.
Есть два типа людей. У одних гранатомет, а другие отвечают на вопросы. Итак, мой первый вопрос....
Чтобы написать коммент, необходимо залогиниться
Отличный комментарий!