Да этож просто работа мечты, приходить за этими назойливыми ночными тварями (не суккубами).
29.10.2020, 14:29
Очковые змеи?
Кста, там ведь вроде кроме Смерть-Крыс с сущностью Смерти не слился еще Смерть-Блох, хотя кроме второй книги цикла Смерти, где ему дали полстраницы экранного времени, он вродь нигде не упоминается
Комариній ПИСК
почему-то подумал, что будет твист с косарями в конце
Вспомнился старый анекдот.
Вечер. Осень. Дождь. Мужик сидит на диване смотрит телек. Вдруг слышит необычный стук в окно. Подходит и видит на подоконнике маленький (не больше кулака) Мрачный жнец. Мужик приоткрыл окно и спрашивает:
- Ты кто?
- Я - смерть!
Мужик рассмеялся и щелбаном отправил жнеца в полет.
Сидит смотрит телек. Слышит жнец через водопровод ломится. Мужик смыл его. Еще через время жнец через вентиляцию ломится. Мужик закрыл заслонки. Жнец в двери стучится. Мужик взмолился:
- Ну, оставь меня в покое! Пощади.
А жнец обходя мужика:
- Да я не к тебе, а к попугаю!
Вечер. Осень. Дождь. Мужик сидит на диване смотрит телек. Вдруг слышит необычный стук в окно. Подходит и видит на подоконнике маленький (не больше кулака) Мрачный жнец. Мужик приоткрыл окно и спрашивает:
- Ты кто?
- Я - смерть!
Мужик рассмеялся и щелбаном отправил жнеца в полет.
Сидит смотрит телек. Слышит жнец через водопровод ломится. Мужик смыл его. Еще через время жнец через вентиляцию ломится. Мужик закрыл заслонки. Жнец в двери стучится. Мужик взмолился:
- Ну, оставь меня в покое! Пощади.
А жнец обходя мужика:
- Да я не к тебе, а к попугаю!
....
Натащил царь во дворец съестного припасу, вытащил из хитрого устройства железный шкворень — закрылись ворота изнутри на тяжкий засов.
Сидит один в пустом дворце, канарейку слушает и мыслит: «Ломись, ломись, безносая, до меня все равно не доберешься».
А царство кругом пустое стоит — весь народ разбежался. Тишина. Только глупая канарейка свищет в клетке из простых прутьев.
Вот полночь наступила. И слышит царь Каламут тяжелые шаги — даже слон так не ходит, даже зверь бегемот. Бух, бух!
«Ладно, — думает, — сейчас ты кости-то свои об мои ворота расшибешь, и стану я жить вечно, бессмертно, а царство — дело наживное». Как и слава, к слову сказать.
Тут в ворота словно осадным бревном грохнули. Да не простым бревном, а в десять обхватов. Раз, другой…
На третьем ударе треснула железная балка, словно хворостина, распахнулись тяжкие ворота, а за ними — никого.
«Это меня, видать, звездный свет ослепил после долгого темного сидения, — решил царь Каламут. — А Смерть, поди, после третьего удара вся на мелкие крохи рассыпалась».
Так он себя успокоил и поближе к воротам подошел. Никого. Глянул вниз — что там такое, вроде суслик, только белый.
Присмотрелся — а это Смерть и есть. Правда, малюсенькая, зато все при ней — и белый саван, и острая коса, и весы, на которых срок жизни измеряется.
Занес царь Каламут над ней ногу, чтобы раздавить, а она увернулась и пищит:
«Убери ногу, старый дурак, я не за тобой — за канарейкой твоей явилась!»
Он так и застыл с поднятой ногой, а Смерть прошмыгнула внутрь, разломала клетку, схватила канарейку за крыло и потащила за собой куда следует.
А Каламут Девятый после того в своем опустелом царстве еще до-олго жил — насилу собственной Смерти дождался…
Натащил царь во дворец съестного припасу, вытащил из хитрого устройства железный шкворень — закрылись ворота изнутри на тяжкий засов.
Сидит один в пустом дворце, канарейку слушает и мыслит: «Ломись, ломись, безносая, до меня все равно не доберешься».
А царство кругом пустое стоит — весь народ разбежался. Тишина. Только глупая канарейка свищет в клетке из простых прутьев.
Вот полночь наступила. И слышит царь Каламут тяжелые шаги — даже слон так не ходит, даже зверь бегемот. Бух, бух!
«Ладно, — думает, — сейчас ты кости-то свои об мои ворота расшибешь, и стану я жить вечно, бессмертно, а царство — дело наживное». Как и слава, к слову сказать.
Тут в ворота словно осадным бревном грохнули. Да не простым бревном, а в десять обхватов. Раз, другой…
На третьем ударе треснула железная балка, словно хворостина, распахнулись тяжкие ворота, а за ними — никого.
«Это меня, видать, звездный свет ослепил после долгого темного сидения, — решил царь Каламут. — А Смерть, поди, после третьего удара вся на мелкие крохи рассыпалась».
Так он себя успокоил и поближе к воротам подошел. Никого. Глянул вниз — что там такое, вроде суслик, только белый.
Присмотрелся — а это Смерть и есть. Правда, малюсенькая, зато все при ней — и белый саван, и острая коса, и весы, на которых срок жизни измеряется.
Занес царь Каламут над ней ногу, чтобы раздавить, а она увернулась и пищит:
«Убери ногу, старый дурак, я не за тобой — за канарейкой твоей явилась!»
Он так и застыл с поднятой ногой, а Смерть прошмыгнула внутрь, разломала клетку, схватила канарейку за крыло и потащила за собой куда следует.
А Каламут Девятый после того в своем опустелом царстве еще до-олго жил — насилу собственной Смерти дождался…
