Глава 21 «вылазка в неизведанное»
Вот казалось бы, ситуация — лето, солнце, пальм разве что не хватает. Снимай трусы, вставай на лыжи. А я вот всё тужусь, чтоб только узнать, что тут делаю.
— Ну, и чем займёмся? — я вяло поинтересовалась у Двачевской, зарулившей на выходе из столовой налево, прочь от исследованной мною части лагеря. На сей раз Алиса отдала предпочтение цивилизованной дорожке нежели столь милым её сердцу потайным тропам, что настораживало.
— Сперва — на пляж. — уверенно заявила она и свернула на песчаную косу.
Вот уж что-что, а пляж мне точно не катит. Загорать я никогда не любила, да и не могла. Дело даже не в том, что валяться и бездельничать — попросту скучно, нет. Я аномально быстро сгораю на солнце. Уже через час поглощения ультрафиолета вся краснею словно рак, а люди начинают по запаху искать шашлычную. Если кто-то сейчас пошутит про вампиров — сильно пожалеет.
— А других вариантов не будет?
— Не-а. — Алиса была немногословна, — пошли.
Плавание, кстати, сейчас тоже нежелательно по одной веской причине.
— Двачевская!
Рыжая и не думала останавливаться. Напротив, она методично прокладывала себе курс между расстеленных полотенец и просто валяющихся на песке шмоток.
Как бы ей намекнуть поделикатнее?
— У меня купальника нет, — призналась я.
— А там, куда мы идём, они и не нужны, — обернувшись, она довольно ухмыльнулась.
И как прикажете это понимать? Я тут что, одна в своём уме? Если что, про лыжи это шутка была!
В поле зрения мелькнула знакомая красно-рыжая макушка, значит, приключения не за горами. Может Андрей прав и я слишком нагнетаю? В конце концов, куда торопиться? Никто не умрёт, если я плюну на всё и расслаблюсь.
— Улька! — добравшись до сообщницы, Двачевская угрожающе нависла над ней, аккурат загородив ей солнце. Памятуя о вчерашнем, я приготовилась стрелять на поражение, если та снова вздумает провернуть фокус с исчезновением. Ну хорошо, блефую. Не из чего мне стрелять.
— Уйдите, — лениво протянула мелкая, не удосужившись хотя бы открыть глаза.
— Сначала гвоздь верни, который ты у меня утром свистнула, — потребовала Алиса.
— Гвоздь? — переспросила я у Алисы.
— Ага, — подтвердила Двачевская, — хороший такой, длинный. А эта зараза хочет его за расплющенную на рельсах копейку загнать!
— Не за копейку, а за пятак!
Алиса аккуратно ткнула носком сандалии Ульяне в плечо.
— Да хоть за тугрик монгольский! Инструмент гони, а то уши оторву!
— Не дам! — малолетняя расхитительница стройматериалов и не думала шевелиться.
— Ульяна, — теряя терпение и насколько возможно ласково позвала я, — а хочешь, тебе Виолетта Церновна лекцию о последствиях теплового удара прочитает?
— Подумаешь… — раздражённо хмыкнула она, поднимаясь на ноги, — больно нужен мне ваш гвоздь…
— Ну так и? — терпеливо вопросила Алиса.
— Что вы как маленькие? Сами заберите, — нехотя пояснила мелкая, отмеряя дистанцию для разбега. — Он в кармане рубашки.
Рыжее пятно, вопреки предупреждению минздрава насчёт двух часов после еды, сначала подняв миниатюрную песчаную бурю, а затем — целый сноп брызг, на крейсерской скорости влетело в реку.
— Заберём, — пообещала Алиса, поднимая с песка шмотки — И рубашку, и юбку, и обувь… а вот галстук оставим.
— И не жалко тебе? — усмехнулась я, наблюдая за ней.
— Думаешь, галстук тоже надо забрать?
Она ловко вытряхнула из рубашки слегка загнутый с конца гвоздь и, перекинув тряпки через плечо, тронулась в обратном направлении.
— Ты же не собираешься всё это с собой таскать, верно?
— Можем опять к Ленке подбросить, — предложила Алиса, — она уже привычная.
— Нет, мотнула головой я, — хорошие шутки дважды не повторяют.
— Тогда надо было остановиться ещё в пятом классе, — задумчиво произнесла рыжая, ступая на бетонку.
— В смысле?! — смутилась я.
— Мне в том году аж целый чемодан удалось к ней в домик закинуть. Прикинь, заходит к себе, а посреди комнаты…
— Это вы как так каждый год пересекаетесь?
— Действительно, — Двачевская зевнула, — чуть ли не с первого класса знакомы, предки постоянно друг у друга гостят. Совпадение, не иначе.
— Подруга детства, значит? Что-то с трудом верится.
— Ну ещё бы, — Алиса поморщилась. — Где та дружба была, когда она меня с сигаретой в туалете застукала? Или когда я с уроков в кино сбежать пыталась? Да даже если молча в книгу уткнётся, то страдаю всё равно я! Только и слышу, стоит домой зайти — Леночка то, Леночка это… Задолбали. Вот и удочерили бы свою Леночку тогда вместо…
Ни слова больше не говоря, она свернула на площадку для бадминтона и полезла на один из столбов, между которыми обычно натягивают сетку. Докарабкавшись до вершины, она водрузила на верхушку одну из конфискованных сандалий и заодно повесила на верхний крючок рубашку. То же было провёрнуто со вторым столбом, только на нём вместо рубашки развевалась юбка.
— Ага… — осторожно протянула я. Детдомовский волчонок, да ещё вечно в тени соседской умницы-скромницы. Не мудрено, что рыжая привлекает к себе внимание альтернативными методами.
— Что — ага? — настороженно переспросила рыжая, спускаясь.
— Теперь понятно, откуда у тебя замашки такие.
— Фиг. Меня в пять лет забрали.
— Значит, уже потом нахваталась.
— Ты чё, психиатр? Лезет тут в душу… — огрызнулась Алиса.
— Не хочешь рассказывать — я не заставляю.
— Ну и нечего докапываться!
Что ж, одним поводом молчать при расспросах больше.
Миновав спортплощадку мы вышли к пограничью. В этом направлении дорогу перекрывали ещё одни ворота, только уже не парадные. Никаких архитектурных излишеств вроде гипсовых статуй или пафосных арок с названием лагеря не было. Обычные, заурядные, запертые на замок ворота.
— И что теперь?
Как будто сама не догадываюсь. Есть, конечно, вероятность, что Алиса собирается бедокурить на территории лагеря. Но сидеть за забором, когда вожатая на целый день предоставляет отряд самому себе? Смешно.
— Щас, погоди, — она достала гвоздь, прильнула к замку и с энтузиазмом стала ковыряться в нём.
— Что. Ты. Делаешь.
— А на что похоже? Сейчас подцепим и… есть!
Замок поддался и со скрипом выпустил из железного захвата створки ворот.
— На свободу с чистой совестью, — довольно объявила Алиса, просачиваясь между ними. Я выбралась наружу следом за ней, а затем Двачевская повторила операцию с замком.
— Могла бы для приличия и удивиться, — в шутку обиделась она.
— Знаю я твои фокусы, — фыркнула я. — Ты ключ у кого-то стянула и им незаметно открыла, а гвоздь для вида только.
— Нужны мне эти ключи… Меня дед научил с такими замками обращаться.
— Какой дед? Ты же… ну, ты понимаешь…
— Моих приёмных тоже ведь рожал кто-то, — невозмутимо ответила Алиса. — Прав камикадзе, что-то мозги у тебя перекипают.
Асфальт стелился далеко за горизонт, рассекая пополам полоску леса, видневшуюся впереди. Алиса пошла прямо посреди дороги, ничуть не стесняясь правил движения.
— Да сама знаю, но что с этим делать?
— Что делать? — она постучала по голове, — загоняться по ерунде перестань.
— Ты не помогаешь, — угрюмо буркнула я. — Это тебе не лампочку выкрутить.
— Наша отличница Ясенева, к примеру, дня не пройдёт, чтоб где-нибудь порядок не навела, — пояснила рыжая. — Дурная голова рукам покоя не даёт. Как она хочешь закончить?
— Не очень.
— Тогда бросай всю свою заумную ерунду и просто от-ды-хай! А если совсем невмоготу, то пар можно сбрасывать по мелочам. Вот, например, придумай, как стянуть у Виолы активированный уголь с марганцовкой?
— Сначала зелёнка, теперь уголь, — проанализировала я, — ты точно медикаменты налево не сбываешь?
— У тебя по химии что?
— В смысле?
— Без смысла. Оценка какая?
Вот это вопросы ты задаёшь, Алис. А ведь и правда, с химией у меня подписан пакт о ненападении — химия не лезет в мою жизнь, а я не лезу в химию. Вот физика — другое дело.
— Четыре за год, — соврала я. Так-то в своё время я получила в аттестат пятёрку, но во-первых, когда это будет, а во-вторых, даже эта пятёрка в своей основе имела только своевременно сдававшуюся домашку с заданиями уровня таблицы умножения и, как выражалась наша химичка постмаразматического возраста с навязчивой идеей дрючить по предмету исключительно парней — репутацию «умного ребёнка».
— Ну так не прикидывайся, как из аптечки бомбу замесить даже последний троечник знает.
— Никогда пиротехникой не интересовалась, — уклонилась я. — И много надо?
Мне показалось, что идея Алисы забить голову чем-то другим не лишена смысла. Хотя бы на время забыть про мистику и побыть нормальным человеком может оказаться довольно приятно.
— Пачку того, пузырёк этого — и шибанёт как надо.
— А что взрываем? — спросила я.
— Был бы порох, а достойная цель всегда найдётся! — отмахнулась Алиса.
— Ещё не придумала?
— А куда нам торопиться?
Шаг. Ещё один. Третий. Сколько мы уже прошли? Километр? Пять? К слову, а сработает ли поводок, если я уйду далеко от лагеря? Опираясь на прошлый опыт, предположим, что для срабатывания мне необходимо не находиться в сознании. Нет, стоп! Я отдыхаю! Я не буду думать об аномалиях и прочей шизофрении до заката. Чёрт, да что же так жарко сегодня?
— Удивляюсь я тебе, Алис, — снова заговорила я, — как тебе не надоедает целыми днями фигнёй страдать?
— Я тебе завтра жука в тарелку подкину. Тогда и посмотрим, — не отвлекаясь от дороги пообещала рыжая.
— Вот скажи, закончишь ты школу, и чем займёшься дальше?
— На гитаре буду играть, — совершенно спокойно ответила Алиса.
— Где?
— Где-нибудь, — пожала она плечами. — Потом придумаю.
До или после того, как определится с объектом для подрыва, интересно?
— Всё у тебя потом, — проворчала я. — А жрать ты что будешь, пока придумываешь? На эстраде, кстати, и без тебя дарований полно. В любую музыкальную школу загляни — чуть ли не из окон вываливаются. Там любители не нужны.
— Раз такая умная, может скажешь, как туда другие попадают? — обиделась рыжая.
— Таланта одного недостаточно, везение нужно. Ну или… — я запнулась. Что я, глупею что ли? Чуть не проболталась. Вряд ли Алиса меня всерьёз воспримет, расскажи я ей во всех подробностях, как скоро будут попадать в шоу-бизнес, однако это не значит, что надо травить направо и налево байки про девяностые с двухтысячными. Сами разберутся, не маленькие.
— Или что?
— …или Мику, — неожиданно для себя ответила я. — Она вроде говорила, что в той сфере крутится.
— Точняк. В Японию на заработки поеду, — в шутку заявила Двачевская.
— Ну да, — съязвила я, — в переходах будете дуэтом выступать. Она поёт, а ты на гитаре.
— Осталось текстовика найти. Может ты согласишься?
— Если вдруг захочу — пообещай убить меня. Далеко ещё тащиться?
— Уже пришли, — рыжая подошла к лапе ближайшей опоры ЛЭП и стала ворошить траву под ней. На балке, чуть выше уровня головы был повязан красный галстук.
— Тут ещё один лагерь неподалёку стоит, — объяснила Алиса, — «Чайка» называется. Мы с ними соперничали когда-то, а теперь вот — дружим. Ещё и взаимообмен ништяками организовали.
С этими словами она подняла небольшой фанерный лист, укрывавший собой вкопанную в землю не то маленькую бочку, не то большую кастрюлю. Из неё рыжая извлекла бутылку без этикетки. Внутри плескалась прозрачная жидкость и что-то я сильно сомневаюсь, что пионеры станут прятать в тайник обыкновенную минералку. Она вытащила из нагрудного кармана пачку сигарет и положила её в тайник.
— А теперь — моя любимая часть, — объявила Алиса, — дай карандаш.
— Какой ещё карандаш? — с непониманием уставилась я на неё.
— Который ты уже два дня в кармане таскаешь, шизанутая.
В кармане действительно был карандаш. Я не могла взять в толк, откуда он там взялся, пока не вспомнила, что сама позавчера на автопилоте сунула его туда перед тем, как мы с Алисой начали минировать вход в наш с братом домик.
— Видишь, чайкинцы автограф оставили? — она ткнула в старательно выведенную надпись «ЧАЙКА» на обратной стороне балки. Помусолив карандаш, Двачевская зачеркнула прежнюю метку и рядом крупными буквами вывела «СОВЁНОК». Вернув карандаш, Алиса с довольным видом отвязала трофейный галстук и повязала его себе вокруг запястья, затем сняла свой и повесила его на место конфискованного.
— В общем, понятно. И часто вы так друг у друга эту несчастную опору отжимаете?
— По возможности, — хмыкнула Алиса. Обычно пару раз за смену… Блин, вот же пекло.
— Терпимо.
— А я задолбалась, — сообщила Двачевская. С этими словами она расстегнула рубашку и завязала её концы узлом, обнажая талию.
— ОДэ тебя за такое непотребство на эшафот отправит, — прокомментировала я.
— У неё будут поводы куда серьёзнее, — Алиса повторно продемонстрировала мне бутылку, — так что чем скорее мы вернёмся в лагерь и спрячем её…
Меня резко потянуло к земле. Колени сами подгибались, а голова звенела, хоть и была, по ощущениям, набита сплошь ватой. Приложившись по пути головой об опору я попросту упала на землю. Уши заложило, в висках стучало. А вот нейроны, похоже, ускорились при этом раза в четыре — всё вокруг стало двигаться как при замедленной съёмке. Пока Двачевская оборачивалась и осознавала, что со мной что-то не то, я успела не только испугаться и успокоиться, но даже заскучать.
Может, глаза закрыть? Нет. Не хочу. Хочу всё видеть. Странно это — картинка вроде никуда не пропала, но подобно рекламному ролику, воспринималась как ничего не значащий фоновый шум. Вот — скопление оранжевого цвета, а вот — синего. Так, надо попробовать сосредоточиться. Хотя бы на синем. Что может быть синим, при учёте, что я лежу и смотрю вверх? Небо? Нет. Оно здесь совсем другое, неправильное. Я помню его. Чаще всего оно закутывалось в шубу из облаков, делаясь серым. Бывает в шубе и жарковато, да. Тогда тучки приходится проредить. Совсем изредка, небо можно уличить в нудизме, как сейчас — ни единого облачка. Но никогда раньше на моей памяти оно не было такого придурошно-голубого цвета…
Боли в результате падения не последовало, но я точно ощутила импульс удара. Небо продолжало быть издевательски чистым, вынося мозг своей синевой, оранжевое пятно выросло и я всё-таки закрыла глаза — всё равно эта цветная мозаика только путаницу вносит. Всё вокруг сочилось намешанным в палитре Ван Гога цветом. Похоже, художник в приступе безумия спутал окружающий мир со своим холстом и увлёкся работой.
Стало казаться, что нет никакого мрачного будущего-настоящего. Всё это лишь плод бредового сна, пригрезившегося во время поездки в разболтаном кресле под звуки мотора. Ещё бы, ночные сборы в спешке, да ещё под занудные наставления матери положительно на качестве сна не сказываются. Совершенно отчётливо всплывает в памяти картина, как я укладываю на дно сумки первые попавшиеся под руку книги. Их предстоит перевозить контрабандой — отец категорически против, чтоб я целыми днями торчала в четырёх стенах и дальше портила зрение.
— Ты чего? — послышался издалека голос.
…пока мы с Андреем целый месяц куковали в деревне, я исчерпала не только привезённый с собой запас литературы, но и хранившуюся на чердаке коллекцию журнала «Юность». О, этот царивший на чердаке запах старой бумаги…
-…как вообще? — голос усилялся, мешая вспоминать. Хотелось отмахнуться от него рукой, как от назойливой мухи.
Когда дождь загонял-таки брата в дом, мы забирались наверх, включали старый торшер, давным-давно оставшийся без чехла и читали их вслух по очереди…
— …очнись! — кто-то встряхивает меня и начинает хлестать по щекам.
Широко раскрываю глаза и вижу перед собой Алису. Мне недостаёт кислорода, и я жадно глотаю воздух, не могу надышаться. Какого чёрта это сейчас было?!
— Ты что?! — набросилась на меня рыжая. — Что с тобой?!
— Понятия… не имею. — голову мутило как после попойки. Тошнило, кстати, также. На тепловой удар по симптомам похоже. Слабость, тошнота, галлюцинации. Температуру бы измерить.
— У тебя припадок какой-то был. — растерянно сообщила Двачевская.
— Лоб пощупай, — пробормотала я, поднимаясь с помощью рыжей на ноги. — Кожные покровы не покраснели?
— Позеленели. Лоб холодный, — отчиталась она.
— Значит, не тепловой удар.
— Тебе таблеток никаких не надо пить?
— В общем, это… — Алиса неуверенно замялась, — ты давай отлёживайся, а я в лагерь за помощью.
— И что ты им скажешь? Ходили за поллитрой, но не дошли?
— Тоже верно, — согласилась она, — за побег — петля на стол и партбилет на шею. Идти можешь?
— Сейчас узнаем… — я отстыковалась от Алисы и шатаясь поплелась в сторону дороги. Получалось скверно, но получалось. Правда, уже через пять шагов я стала угрожающе крениться вперёд и Алиса подхватила меня снова.
— Сама пойду… — запротестовала я.
— Конечно, сама, — согласилась она. — Нести я тебя не стану.
— Виоле сдашь? — пробормотала я.
— Водку? Ни за что.
— Алис, давай я тебя придушу, а затем сама сдохну? А потом и вместе посмеяться сможем, — предложила я.
— А нечего пугать было, — парировала она, — ты чуть затылок себе не размозжила. И что бы я с трупом тогда делала?
— Ладно, издевайся, пока можешь, — я попыталась изобразить улыбку, но вышла только страдальческая гримаса.
— Да чёрт с ней, с водкой, тебя бы до лагеря дотащить. Потом за ней вернусь.
Спустя полчача, сквозь трещину в голове мне надуло одну интересную идею.
— Двачевская? — позвала я.
— Чего?
— Сейчас кто генсек?
— А ты не знаешь? — хмыкнула та.
— Хочу на помутнение памяти провериться.
— Вот ты мне и скажи тогда, кто по-твоему?
— Брежнев? — если мы с братом угодили в начало восьмидесятых, то лучше будет не предсказывать будущих правителей, а вот дорогого Леонида Ильича назвать не страшно, пресловутую олимпиаду ещё при нём провели, это я помню наверняка.
— У-у-у, мать. Давай-ка ускоримся, пока ты Берию не вспомнила.
Берию? Я-я-сно… Надо всё-таки пролистать на досуге историю КПСС. Но это потом. Надеюсь, Андрей уже всё для эксперимента подготовил — дорога назад, учитывая мою текущую ущербность, обещала отнять вдвое больше времени. Когда вернёмся, его на разбор полётов у нас уже не останется.
— Слышь, подруга, а если не секрет, — кряхтя спросила Алиса, — ты сама куда после одиннадцатого собралась?
— На химфак поступлю, — пообещала я. — А потом на ликёро-водочный завод устроюсь, безалкогольную водку изобретать.
— А мне шутить запретила, — обиделась она.
— Запретила. Но только тебе.
— Чтоб ты знала, — заключила Алиса, — ты самая безумная из всех, кого я знаю, за исключением Ульянки.
— Ну, и чем займёмся? — я вяло поинтересовалась у Двачевской, зарулившей на выходе из столовой налево, прочь от исследованной мною части лагеря. На сей раз Алиса отдала предпочтение цивилизованной дорожке нежели столь милым её сердцу потайным тропам, что настораживало.
— Сперва — на пляж. — уверенно заявила она и свернула на песчаную косу.
Вот уж что-что, а пляж мне точно не катит. Загорать я никогда не любила, да и не могла. Дело даже не в том, что валяться и бездельничать — попросту скучно, нет. Я аномально быстро сгораю на солнце. Уже через час поглощения ультрафиолета вся краснею словно рак, а люди начинают по запаху искать шашлычную. Если кто-то сейчас пошутит про вампиров — сильно пожалеет.
— А других вариантов не будет?
— Не-а. — Алиса была немногословна, — пошли.
Плавание, кстати, сейчас тоже нежелательно по одной веской причине.
— Двачевская!
Рыжая и не думала останавливаться. Напротив, она методично прокладывала себе курс между расстеленных полотенец и просто валяющихся на песке шмоток.
Как бы ей намекнуть поделикатнее?
— У меня купальника нет, — призналась я.
— А там, куда мы идём, они и не нужны, — обернувшись, она довольно ухмыльнулась.
И как прикажете это понимать? Я тут что, одна в своём уме? Если что, про лыжи это шутка была!
В поле зрения мелькнула знакомая красно-рыжая макушка, значит, приключения не за горами. Может Андрей прав и я слишком нагнетаю? В конце концов, куда торопиться? Никто не умрёт, если я плюну на всё и расслаблюсь.
— Улька! — добравшись до сообщницы, Двачевская угрожающе нависла над ней, аккурат загородив ей солнце. Памятуя о вчерашнем, я приготовилась стрелять на поражение, если та снова вздумает провернуть фокус с исчезновением. Ну хорошо, блефую. Не из чего мне стрелять.
— Уйдите, — лениво протянула мелкая, не удосужившись хотя бы открыть глаза.
— Сначала гвоздь верни, который ты у меня утром свистнула, — потребовала Алиса.
— Гвоздь? — переспросила я у Алисы.
— Ага, — подтвердила Двачевская, — хороший такой, длинный. А эта зараза хочет его за расплющенную на рельсах копейку загнать!
— Не за копейку, а за пятак!
Алиса аккуратно ткнула носком сандалии Ульяне в плечо.
— Да хоть за тугрик монгольский! Инструмент гони, а то уши оторву!
— Не дам! — малолетняя расхитительница стройматериалов и не думала шевелиться.
— Ульяна, — теряя терпение и насколько возможно ласково позвала я, — а хочешь, тебе Виолетта Церновна лекцию о последствиях теплового удара прочитает?
— Подумаешь… — раздражённо хмыкнула она, поднимаясь на ноги, — больно нужен мне ваш гвоздь…
— Ну так и? — терпеливо вопросила Алиса.
— Что вы как маленькие? Сами заберите, — нехотя пояснила мелкая, отмеряя дистанцию для разбега. — Он в кармане рубашки.
Рыжее пятно, вопреки предупреждению минздрава насчёт двух часов после еды, сначала подняв миниатюрную песчаную бурю, а затем — целый сноп брызг, на крейсерской скорости влетело в реку.
— Заберём, — пообещала Алиса, поднимая с песка шмотки — И рубашку, и юбку, и обувь… а вот галстук оставим.
— И не жалко тебе? — усмехнулась я, наблюдая за ней.
— Думаешь, галстук тоже надо забрать?
Она ловко вытряхнула из рубашки слегка загнутый с конца гвоздь и, перекинув тряпки через плечо, тронулась в обратном направлении.
— Ты же не собираешься всё это с собой таскать, верно?
— Можем опять к Ленке подбросить, — предложила Алиса, — она уже привычная.
— Нет, мотнула головой я, — хорошие шутки дважды не повторяют.
— Тогда надо было остановиться ещё в пятом классе, — задумчиво произнесла рыжая, ступая на бетонку.
— В смысле?! — смутилась я.
— Мне в том году аж целый чемодан удалось к ней в домик закинуть. Прикинь, заходит к себе, а посреди комнаты…
— Это вы как так каждый год пересекаетесь?
— Действительно, — Двачевская зевнула, — чуть ли не с первого класса знакомы, предки постоянно друг у друга гостят. Совпадение, не иначе.
— Подруга детства, значит? Что-то с трудом верится.
— Ну ещё бы, — Алиса поморщилась. — Где та дружба была, когда она меня с сигаретой в туалете застукала? Или когда я с уроков в кино сбежать пыталась? Да даже если молча в книгу уткнётся, то страдаю всё равно я! Только и слышу, стоит домой зайти — Леночка то, Леночка это… Задолбали. Вот и удочерили бы свою Леночку тогда вместо…
Ни слова больше не говоря, она свернула на площадку для бадминтона и полезла на один из столбов, между которыми обычно натягивают сетку. Докарабкавшись до вершины, она водрузила на верхушку одну из конфискованных сандалий и заодно повесила на верхний крючок рубашку. То же было провёрнуто со вторым столбом, только на нём вместо рубашки развевалась юбка.
— Ага… — осторожно протянула я. Детдомовский волчонок, да ещё вечно в тени соседской умницы-скромницы. Не мудрено, что рыжая привлекает к себе внимание альтернативными методами.
— Что — ага? — настороженно переспросила рыжая, спускаясь.
— Теперь понятно, откуда у тебя замашки такие.
— Фиг. Меня в пять лет забрали.
— Значит, уже потом нахваталась.
— Ты чё, психиатр? Лезет тут в душу… — огрызнулась Алиса.
— Не хочешь рассказывать — я не заставляю.
— Ну и нечего докапываться!
Что ж, одним поводом молчать при расспросах больше.
Миновав спортплощадку мы вышли к пограничью. В этом направлении дорогу перекрывали ещё одни ворота, только уже не парадные. Никаких архитектурных излишеств вроде гипсовых статуй или пафосных арок с названием лагеря не было. Обычные, заурядные, запертые на замок ворота.
— И что теперь?
Как будто сама не догадываюсь. Есть, конечно, вероятность, что Алиса собирается бедокурить на территории лагеря. Но сидеть за забором, когда вожатая на целый день предоставляет отряд самому себе? Смешно.
— Щас, погоди, — она достала гвоздь, прильнула к замку и с энтузиазмом стала ковыряться в нём.
— Что. Ты. Делаешь.
— А на что похоже? Сейчас подцепим и… есть!
Замок поддался и со скрипом выпустил из железного захвата створки ворот.
— На свободу с чистой совестью, — довольно объявила Алиса, просачиваясь между ними. Я выбралась наружу следом за ней, а затем Двачевская повторила операцию с замком.
— Могла бы для приличия и удивиться, — в шутку обиделась она.
— Знаю я твои фокусы, — фыркнула я. — Ты ключ у кого-то стянула и им незаметно открыла, а гвоздь для вида только.
— Нужны мне эти ключи… Меня дед научил с такими замками обращаться.
— Какой дед? Ты же… ну, ты понимаешь…
— Моих приёмных тоже ведь рожал кто-то, — невозмутимо ответила Алиса. — Прав камикадзе, что-то мозги у тебя перекипают.
Асфальт стелился далеко за горизонт, рассекая пополам полоску леса, видневшуюся впереди. Алиса пошла прямо посреди дороги, ничуть не стесняясь правил движения.
— Да сама знаю, но что с этим делать?
— Что делать? — она постучала по голове, — загоняться по ерунде перестань.
— Ты не помогаешь, — угрюмо буркнула я. — Это тебе не лампочку выкрутить.
— Наша отличница Ясенева, к примеру, дня не пройдёт, чтоб где-нибудь порядок не навела, — пояснила рыжая. — Дурная голова рукам покоя не даёт. Как она хочешь закончить?
— Не очень.
— Тогда бросай всю свою заумную ерунду и просто от-ды-хай! А если совсем невмоготу, то пар можно сбрасывать по мелочам. Вот, например, придумай, как стянуть у Виолы активированный уголь с марганцовкой?
— Сначала зелёнка, теперь уголь, — проанализировала я, — ты точно медикаменты налево не сбываешь?
— У тебя по химии что?
— В смысле?
— Без смысла. Оценка какая?
Вот это вопросы ты задаёшь, Алис. А ведь и правда, с химией у меня подписан пакт о ненападении — химия не лезет в мою жизнь, а я не лезу в химию. Вот физика — другое дело.
— Четыре за год, — соврала я. Так-то в своё время я получила в аттестат пятёрку, но во-первых, когда это будет, а во-вторых, даже эта пятёрка в своей основе имела только своевременно сдававшуюся домашку с заданиями уровня таблицы умножения и, как выражалась наша химичка постмаразматического возраста с навязчивой идеей дрючить по предмету исключительно парней — репутацию «умного ребёнка».
— Ну так не прикидывайся, как из аптечки бомбу замесить даже последний троечник знает.
— Никогда пиротехникой не интересовалась, — уклонилась я. — И много надо?
Мне показалось, что идея Алисы забить голову чем-то другим не лишена смысла. Хотя бы на время забыть про мистику и побыть нормальным человеком может оказаться довольно приятно.
— Пачку того, пузырёк этого — и шибанёт как надо.
— А что взрываем? — спросила я.
— Был бы порох, а достойная цель всегда найдётся! — отмахнулась Алиса.
— Ещё не придумала?
— А куда нам торопиться?
Шаг. Ещё один. Третий. Сколько мы уже прошли? Километр? Пять? К слову, а сработает ли поводок, если я уйду далеко от лагеря? Опираясь на прошлый опыт, предположим, что для срабатывания мне необходимо не находиться в сознании. Нет, стоп! Я отдыхаю! Я не буду думать об аномалиях и прочей шизофрении до заката. Чёрт, да что же так жарко сегодня?
— Удивляюсь я тебе, Алис, — снова заговорила я, — как тебе не надоедает целыми днями фигнёй страдать?
— Я тебе завтра жука в тарелку подкину. Тогда и посмотрим, — не отвлекаясь от дороги пообещала рыжая.
— Вот скажи, закончишь ты школу, и чем займёшься дальше?
— На гитаре буду играть, — совершенно спокойно ответила Алиса.
— Где?
— Где-нибудь, — пожала она плечами. — Потом придумаю.
До или после того, как определится с объектом для подрыва, интересно?
— Всё у тебя потом, — проворчала я. — А жрать ты что будешь, пока придумываешь? На эстраде, кстати, и без тебя дарований полно. В любую музыкальную школу загляни — чуть ли не из окон вываливаются. Там любители не нужны.
— Раз такая умная, может скажешь, как туда другие попадают? — обиделась рыжая.
— Таланта одного недостаточно, везение нужно. Ну или… — я запнулась. Что я, глупею что ли? Чуть не проболталась. Вряд ли Алиса меня всерьёз воспримет, расскажи я ей во всех подробностях, как скоро будут попадать в шоу-бизнес, однако это не значит, что надо травить направо и налево байки про девяностые с двухтысячными. Сами разберутся, не маленькие.
— Или что?
— …или Мику, — неожиданно для себя ответила я. — Она вроде говорила, что в той сфере крутится.
— Точняк. В Японию на заработки поеду, — в шутку заявила Двачевская.
— Ну да, — съязвила я, — в переходах будете дуэтом выступать. Она поёт, а ты на гитаре.
— Осталось текстовика найти. Может ты согласишься?
— Если вдруг захочу — пообещай убить меня. Далеко ещё тащиться?
— Уже пришли, — рыжая подошла к лапе ближайшей опоры ЛЭП и стала ворошить траву под ней. На балке, чуть выше уровня головы был повязан красный галстук.
— Тут ещё один лагерь неподалёку стоит, — объяснила Алиса, — «Чайка» называется. Мы с ними соперничали когда-то, а теперь вот — дружим. Ещё и взаимообмен ништяками организовали.
С этими словами она подняла небольшой фанерный лист, укрывавший собой вкопанную в землю не то маленькую бочку, не то большую кастрюлю. Из неё рыжая извлекла бутылку без этикетки. Внутри плескалась прозрачная жидкость и что-то я сильно сомневаюсь, что пионеры станут прятать в тайник обыкновенную минералку. Она вытащила из нагрудного кармана пачку сигарет и положила её в тайник.
— А теперь — моя любимая часть, — объявила Алиса, — дай карандаш.
— Какой ещё карандаш? — с непониманием уставилась я на неё.
— Который ты уже два дня в кармане таскаешь, шизанутая.
В кармане действительно был карандаш. Я не могла взять в толк, откуда он там взялся, пока не вспомнила, что сама позавчера на автопилоте сунула его туда перед тем, как мы с Алисой начали минировать вход в наш с братом домик.
— Видишь, чайкинцы автограф оставили? — она ткнула в старательно выведенную надпись «ЧАЙКА» на обратной стороне балки. Помусолив карандаш, Двачевская зачеркнула прежнюю метку и рядом крупными буквами вывела «СОВЁНОК». Вернув карандаш, Алиса с довольным видом отвязала трофейный галстук и повязала его себе вокруг запястья, затем сняла свой и повесила его на место конфискованного.
— В общем, понятно. И часто вы так друг у друга эту несчастную опору отжимаете?
— По возможности, — хмыкнула Алиса. Обычно пару раз за смену… Блин, вот же пекло.
— Терпимо.
— А я задолбалась, — сообщила Двачевская. С этими словами она расстегнула рубашку и завязала её концы узлом, обнажая талию.
— ОДэ тебя за такое непотребство на эшафот отправит, — прокомментировала я.
— У неё будут поводы куда серьёзнее, — Алиса повторно продемонстрировала мне бутылку, — так что чем скорее мы вернёмся в лагерь и спрячем её…
Меня резко потянуло к земле. Колени сами подгибались, а голова звенела, хоть и была, по ощущениям, набита сплошь ватой. Приложившись по пути головой об опору я попросту упала на землю. Уши заложило, в висках стучало. А вот нейроны, похоже, ускорились при этом раза в четыре — всё вокруг стало двигаться как при замедленной съёмке. Пока Двачевская оборачивалась и осознавала, что со мной что-то не то, я успела не только испугаться и успокоиться, но даже заскучать.
Может, глаза закрыть? Нет. Не хочу. Хочу всё видеть. Странно это — картинка вроде никуда не пропала, но подобно рекламному ролику, воспринималась как ничего не значащий фоновый шум. Вот — скопление оранжевого цвета, а вот — синего. Так, надо попробовать сосредоточиться. Хотя бы на синем. Что может быть синим, при учёте, что я лежу и смотрю вверх? Небо? Нет. Оно здесь совсем другое, неправильное. Я помню его. Чаще всего оно закутывалось в шубу из облаков, делаясь серым. Бывает в шубе и жарковато, да. Тогда тучки приходится проредить. Совсем изредка, небо можно уличить в нудизме, как сейчас — ни единого облачка. Но никогда раньше на моей памяти оно не было такого придурошно-голубого цвета…
Боли в результате падения не последовало, но я точно ощутила импульс удара. Небо продолжало быть издевательски чистым, вынося мозг своей синевой, оранжевое пятно выросло и я всё-таки закрыла глаза — всё равно эта цветная мозаика только путаницу вносит. Всё вокруг сочилось намешанным в палитре Ван Гога цветом. Похоже, художник в приступе безумия спутал окружающий мир со своим холстом и увлёкся работой.
Стало казаться, что нет никакого мрачного будущего-настоящего. Всё это лишь плод бредового сна, пригрезившегося во время поездки в разболтаном кресле под звуки мотора. Ещё бы, ночные сборы в спешке, да ещё под занудные наставления матери положительно на качестве сна не сказываются. Совершенно отчётливо всплывает в памяти картина, как я укладываю на дно сумки первые попавшиеся под руку книги. Их предстоит перевозить контрабандой — отец категорически против, чтоб я целыми днями торчала в четырёх стенах и дальше портила зрение.
— Ты чего? — послышался издалека голос.
…пока мы с Андреем целый месяц куковали в деревне, я исчерпала не только привезённый с собой запас литературы, но и хранившуюся на чердаке коллекцию журнала «Юность». О, этот царивший на чердаке запах старой бумаги…
-…как вообще? — голос усилялся, мешая вспоминать. Хотелось отмахнуться от него рукой, как от назойливой мухи.
Когда дождь загонял-таки брата в дом, мы забирались наверх, включали старый торшер, давным-давно оставшийся без чехла и читали их вслух по очереди…
— …очнись! — кто-то встряхивает меня и начинает хлестать по щекам.
Широко раскрываю глаза и вижу перед собой Алису. Мне недостаёт кислорода, и я жадно глотаю воздух, не могу надышаться. Какого чёрта это сейчас было?!
— Ты что?! — набросилась на меня рыжая. — Что с тобой?!
— Понятия… не имею. — голову мутило как после попойки. Тошнило, кстати, также. На тепловой удар по симптомам похоже. Слабость, тошнота, галлюцинации. Температуру бы измерить.
— У тебя припадок какой-то был. — растерянно сообщила Двачевская.
— Лоб пощупай, — пробормотала я, поднимаясь с помощью рыжей на ноги. — Кожные покровы не покраснели?
— Позеленели. Лоб холодный, — отчиталась она.
— Значит, не тепловой удар.
— Тебе таблеток никаких не надо пить?
— В общем, это… — Алиса неуверенно замялась, — ты давай отлёживайся, а я в лагерь за помощью.
— И что ты им скажешь? Ходили за поллитрой, но не дошли?
— Тоже верно, — согласилась она, — за побег — петля на стол и партбилет на шею. Идти можешь?
— Сейчас узнаем… — я отстыковалась от Алисы и шатаясь поплелась в сторону дороги. Получалось скверно, но получалось. Правда, уже через пять шагов я стала угрожающе крениться вперёд и Алиса подхватила меня снова.
— Сама пойду… — запротестовала я.
— Конечно, сама, — согласилась она. — Нести я тебя не стану.
— Виоле сдашь? — пробормотала я.
— Водку? Ни за что.
— Алис, давай я тебя придушу, а затем сама сдохну? А потом и вместе посмеяться сможем, — предложила я.
— А нечего пугать было, — парировала она, — ты чуть затылок себе не размозжила. И что бы я с трупом тогда делала?
— Ладно, издевайся, пока можешь, — я попыталась изобразить улыбку, но вышла только страдальческая гримаса.
— Да чёрт с ней, с водкой, тебя бы до лагеря дотащить. Потом за ней вернусь.
Спустя полчача, сквозь трещину в голове мне надуло одну интересную идею.
— Двачевская? — позвала я.
— Чего?
— Сейчас кто генсек?
— А ты не знаешь? — хмыкнула та.
— Хочу на помутнение памяти провериться.
— Вот ты мне и скажи тогда, кто по-твоему?
— Брежнев? — если мы с братом угодили в начало восьмидесятых, то лучше будет не предсказывать будущих правителей, а вот дорогого Леонида Ильича назвать не страшно, пресловутую олимпиаду ещё при нём провели, это я помню наверняка.
— У-у-у, мать. Давай-ка ускоримся, пока ты Берию не вспомнила.
Берию? Я-я-сно… Надо всё-таки пролистать на досуге историю КПСС. Но это потом. Надеюсь, Андрей уже всё для эксперимента подготовил — дорога назад, учитывая мою текущую ущербность, обещала отнять вдвое больше времени. Когда вернёмся, его на разбор полётов у нас уже не останется.
— Слышь, подруга, а если не секрет, — кряхтя спросила Алиса, — ты сама куда после одиннадцатого собралась?
— На химфак поступлю, — пообещала я. — А потом на ликёро-водочный завод устроюсь, безалкогольную водку изобретать.
— А мне шутить запретила, — обиделась она.
— Запретила. Но только тебе.
— Чтоб ты знала, — заключила Алиса, — ты самая безумная из всех, кого я знаю, за исключением Ульянки.
