sfw
nsfw

Результаты поиска потегулонгрид

Дополнительные фильтры
Теги:
лонгридновый тег
Автор поста
Рейтинг поста:
-∞050100200300400+
Найдено: 13
Сортировка:
Не так давно на Реакторе была затронута тема воровства цифровой техники из соответствующих магазинов. Я сказал, что могу много рассказать об этом. Кто-то заинтересовался. Думаю, пришло время. И да, это будет адовый лонгрид, уж извините.
История совсем не прохладная, единственное -- упущу все собственные имена и названия, однако в нелестных\лестных эпитетах отказывать себе не буду. И да, материться буду много, потому что, во-первых, мат -- жемчужина русского языка, а во-вторых, никакими иными словами экспрессию, ощущающуюся в теле даже сейчас, по прошествию 4 лет, не описать.

Начало описываемых событий относится к концу 2012 года, а заканчивается январем 2014 года. Мне было 19 лет. И все описываемые события для меня стали каким-то сраным Фарго, где вместо убийств -- кражи, разграбления и хищения.

В конце 2012 года я, молодой парень, пришедший из армии полгода тому, решил устроиться в магазин цифровой техники "Хуй в жопу", довольно крупная сеть, их магазины есть в каждом Задрищенске. Кстати, полгода я не ебланил, а работал в другой сети, но оттуда меня попросили, а за что -- это отдельная тру стори, кому будет интересно -- расскажу. Так вот: устроился я, прошел собеседование, через пару дней вышел на работу в магазин, находящийся в ТЦ (в нем я проработал до конца своей деятельности в "Хуе в жопе"). И это, друзья мои, были золотые времена: удобный маршрут лампового трамвая, 40 минут езды в котором в одну сторону и 40 в другую обеспечивали так необходимым временем для чтения, ШИКАРНЫЙ коллектив и немало возможностей для всяких интересностей. 

Например, получать ништяки из федеральной сети чуть ли не первым в стране (утрирую, конечно), списывать ништяки по себестоимости, там я еще научился собирать кампуктеры (кстати, прекрасный опыт) и т.д. Коллектив, повторюсь, был шикарный. Это был коллектив друзей -- не было быдла, юмор, как следствие, был не примитивным (хотя примитивный юморок с шутками про говно я тоже ценю в правильном контексте), интересные диалоги, просто красивые кассиры ии мерчендайзеры. Блять, как это было охуенно! И ментальный я, и я-эстет, даже я-сноб были удовлетворены.

Тут я вынужден впихнуть пару пояснений для более четкого понимания читателем описываемых далее событий. 
1) График работы. Довольно... Интересный. И всегда, каждый месяц, новый с кучей перетасовок между сотрудниками. Но, если не сильно углубляться, то было три смены: 10 - 19 (фактически 9-19, у зама - 8-19); 13 - 22 и, мы называли ее рабство, 10 - 22. Рабочие дни в 
месяце делились на 1\3 рабств и 2\3 обычных смен. Выходные были хер пойми какие: могло быть 4 выходных подряд, могло быть 1 день через один рабочий на протяжении двух недель -- зависело от количества рабов в коллективе и рандом-фактора директора 
конкретного магазина. И да, переработок было МИЛЛИОН, они не были оплачиваемыми, оставались кучи ночей на различные перестройки и т.д. Я не жалуюсь, если я не выпиливался, значит, меня все устраивало. Это просто констатация.
2) Инвентаризация. Или "инвентарка". Такое понятие, когда в конце месяца, перед подсчетом заработной платы, сотрудники пересчитывают все группы товаров: от телевизоров до сраных флешек и мышей. Все недосдачи складывались -- и разбивались на коллектив. Т.е. проебали в этот месяц товара на 10к деревянных, делим на 10 человек, получаем 1 тыр с человека. Это вычиталось, естественно, с зп. Впрочем, существовал премиальный фонд администратора, которым зам или управляющий (AKA директор) могли стабилизировать потери коллектива от инвентарки. Нормальная инвентарка не должна превышать 2 тысяч рублей -- и то, обычно все это сыскивалось под витринами\раздербаненное детьми\просто прощелкано.

В общем, все было здорово, проработали НГ, наступил 2013 год, проработали еще пару месяцев -- и начался пиздец. Вернее, начало конца. Ушел старый территориальный директор (это такой хлыщ, который главенствует над рядом магазинов, обычно около 5-6, он не 
привязан к региону, но магазы всегда соседние), пришел новый -- странный человек, угарающий по спорту и наркоте одновременно. Впрочем, теперь-то я выкупаю, что это норма, но дикость сего явления никто не отменяет. Начались кадровые перестановки. С его старого магазины стали перевозиться продавцы на должности замов и директоров магазинов со всеми вытекающими, как то: конфликты между старыми коллективами и новым руководством, падение (четкие показатели существуют, но уж всем похуй) производительности магазинов и процента выполнения планов и т.д. Директора моего магазина, шикарного мужика лет 26 на тот момент, попросили уйти на должность заместителя управляющего (зама), он отказался. Частично на принципе, не принимая даунгрейда, частично из-за здравого смысла -- магазин выполнял все планы, дисциплинарных нарушений за ним не наблюдалось, нахуя его выпиливать объективно? Неизвестно. В общем, он отказался от понижения, уволился. Вместе с ним уволилось с нашего магазина около 6 человек. Шесть, блять, человек взяли ебаные А4, ручки -- и написали одновременно заявления об увольнении. О чем-то это да говорит, не так ли? Даже я думал над выпиливанием, но встроенный прагматизм ломаться не пожелал -- и я остался, пытаясь приспособиться.

Так началась эпоха пертурбаций в "Хуе в жопу". Были заменены ключевые сотрудники во всех магазинах, в наш магазин пришел новый директор -- друг-наркоман территориала. И зам. Арам-зам-зам. Тут и начинается собственно Фарго. Хуй с ним, что новый директор был распиздяем, что его не было на рабочем месте почти никогда. ПОнятия не имею, чем он занимался, но факт есть факт -- не было человека в магазине. Звено связи между коллективом и высшим руководством проебано, а ведь именно коллектив знает, что и как в магазине...

Так, хуй с ним. Вся мякотка -- это новый зам. Как раз тот, из пришлых с прошлого магазина территориала. Директор-то был наш, с нашей деревни, пусть и друг-наркоман -- они ведь, наркоманы, быстро сдруживаются и находят общий язык. А этот -- пришлый. Проработал он у нас пару месяцев, была произведена какая-то усратая перестройка, призванная поднять показатели продаж, которые начали подзаваливаться, еще что-то. Короче, хуйня. Суть-то в том, что через два месяца его водрузили на место директора в другом магазине (под предыдущего конкретно копали, уволили или сдаунгрейдили -- не помню, но точно из-за хуйни). В том магазине началась перестройка, затянувшаяся на 8 месяцев, затраты превысили 3млн рублей. Это очень много. Но пока оставим тот магазин, переместимся в наш.

А в нашем магазине обосранный директор и обосранный зам (тот, который в другой магаз ушел на повышение) два месяца не считали инвентарку. Просто забывали дать указание. А коллектив, напомню, так и не восстановил потерю 6 бойцов, новых пришло лишь двое. Т.е. даже если бы они не были тупыми уебанами, проебавшими все полимеры и еще немного мономеров, и все же дали квест на подсчет -- выполнить его было бы непросто, потому что на нас еще зал, чистота в нем, выставление товара и, конечно, собственно продажи. Пару раз мне и другим продавцам задавались вопросы "Посчитали инвентарку?", которые мы игнорировали, занятые беготней по залу. Тогда же в декрет ушла одна кассирша из трех, еще одна уволилась, осталась одна. Большую часть времени за кассой сидел зам или, ВНЕЗАПНО, я, потому что предыдущему директору, который хороший, взбрело готовить меня в резерв командования -- и выучить обращаться с кассовым аппаратом. А я, дурак, обучился этой технике в совершенстве, вплоть до того, что мог настроить кассу из говна и палок на любой рабочей станции. Продавцов не хватало, кассиров не хватало, выходных было мало, стало больше рабств, инвентарка не считалась. Началась адовая смута. Когда зам ушел на повышение, как-то само собой получилось, что все его обязанности взял на себя я: стал закрывать\открывать магазин, разбираться с недовольными клиентами, принимать брак, а когда уволился кладовщик (этого только не хватало!), то и принимать товар. Приемка товара -- это приехать на час пораньше на работу, разгрузить машину с коробками, в которых коробки с товаром, перетащить на склад, распечатать, засканировать все штрих-коды, таким образом занеся в базу, -- выделить в 1С, отправить ценники на печать, сказать продавцам, что куда выставить, перед этим навесить антикражки (штуки, которые пищат на рамках) и грибы и т.д.

К этому времени проблем в магазине накопилось огромное множество: нерабочая рамка-пищалка на одном из двух входов в магаз, сломана сигналка на 5 из 5 (!!!!!!!!!!!!!!!) витринах с ЁБАНЫМИ БЛЯТЬ НОУТБУКАМИ, а стояли там всякие модели, вплоть до Republic of 
Gamers и Alienware, не хватало грибов на дорогой товар типа мышей, съемных жестких, видеокарт, к тому же проебали один магнит для снятия этих грибов. Раздрай, короче говоря. Естественно, обо всем было сказано горе-управляющему, на все клался ХУИЩЕ, что и 
привело к печальным последствиям после. Проработали таким образом около двух или трех месяцев -- могу путаться в сроках, потому что работа стала смешивать дни в кашу, до сих пор прорываюсь через марево, вспоминая эту херь. Директор почти всегда в проебе, я 
негласно зам, кассир, кладовщик, но с зарплатой продавца -- т.е. я провожу на работе больше 14 часов, открываю\закрываю магаз и мне при этом еще нужно продавать. БЛаго, что директор этот хоть не был конченой падлой -- считал мне зарплату нормально, т.е. я получал все же даже чуть больше лучшего продавца магазина. Наверное, только из-за этого я и не ушел с этой каторги. Хотя сейчас пост-анализирую -- это не эвфемизм для дрочки, мой юный друг, -- думаю, мне просто нравилось бегать в мыле и чувствовать себя нужным, необходимым и незаменимым. Конечно же, незаменимых нет, но все же. В общем, в эти два месяца смута достигла апофеоза, хотя мы об этом не особо догадывались, потому что было мало продавцов, мало выходных, зато было много денег, потому что общие продажи делились на небольшой коллектив весьма выгодно. Но бабки бабками, а здоровье -- здоровьем. Чтобы продолжить с нашим магазином, необходимо вновь перенестись в тот, в реконструкцию которого уже начали вливать людские ресурсы (один продавец наш там ночевал на протяжении месяца), деньги и время.

А в том магазине славной сети "Хуй в жопу" продолжали торговать, отделяя кокетливой шторкой места переделок, что выглядело отвратительно. Но это ладно, обосрались там парни немного в другом. Они отсылали липовые отчеты об инвентарке. Кто-то на самом высшем уровне что-то заподозрил -- и спонсировал проведение полиграфа (для несведущих -- детектор лжи. Говно говном так-то, но, видимо, по быдланам что-то можно определить) среди ВСЕХ сотрудников ВСЕХ магазинов. Пока только на предмет краж, а не махинаций. И тут-то директор этого магаза и обосрался, спалившись. Я видел график -- датчики зашкаливали на вопросах о кражах. С парнем поговорил территориал, вроде, попытались что-то замять, на пару дней все затихло, но приехал окружной директор, спонсировавший полиграф, и дело запахло взорванными бензовозами ИГИЛ, везущими нефтягу в Турцию, -- директора магазина вызвали на беседу к специально-обученным гражданам в погонах, где он раскололся, сознался во многом: подделка документо-оборота, воровство денег из кассы, воровство и продажа товара мимо кассы, воровство подотчетных денег, выделенных на реконструкцию, по-моему, даже продажа материала для реконструкции. Общий урон 700+ тысяч рублей. За 2 месяца. Полагаю, территориал был в доле. Итог: этого директора закрыли на 3+ года, территориала выпилили из сети. Хотя потом, через пару лет, взяли вновь в какой-то подмосковный регион на какую-то тихую должность. Что тут сказать? Никак вы, блять, не научитесь!

В нашем ТЦ сгущались тучи -- место проебы-директора зашаталось, потому что такой мудила нахуй не нужен никакому адекватному территориалу -- а территориал новый оказался довольно взрослым и абсолютно адекватным мужиком. Два дня проработал горе-директор, потом был послан нахуй, хотя позже говорил, что уволился сам. До сих пор помню, как он подошел ко мне и сказал "Слушай, знаешь что..." Я перебил "Знаю, вместо тебя у нас будет новый директор -- господин Ж.", а горе-директор сделал круглые глаза, потому что ему еще не сообщили этого, помолчал, ответил "Я от тебя такого не ожидал, ты меня предал." Это были последние слова, что я слышал от него, хотя пересекались мы после этого еще некоторое количество раз. Сейчас он банчит феном и, по-моему, коксом, по крайней мере, так говорят какие-то общие знакомые. К успеху, блять, пришел. Хотя и раньше банчил, похуй, короче.
Наступила эпоха перемен, новый территориал прислал нам директора из другого своего магазина -- адекватный парень, до сих пор иногда встречаемся, болтаем, потому что живем рядом. Увидев, как обстоят дела с коллективом, нам закинули несколько продавцов -- мы наконец смогли отдохнуть. Меня официально, спустя-то три месяца, поставили на должность заместителя управляющего, потому что я работал как сраный веник, у территориала, уважающего труд, просто не осталось выбора. Я стал самым молодым заместителем 
управляющего в "Хуе в жопе" во всей России в 20 лет. Без высшего образования и еще каких-то рекомендаций, торпеды со стороны и т.д. А все мои продавцы на начало моего замства имели вышку разной степени говнистости, что мне, любителю потроллить людей в реале, доставляло немало еды. Естественно, все проблемы с сигнализациями и прочим начали устраняться, я их вывалил сразу, как только увидел нового территориала, потому что старый просто игнорировал меня. Хуй знает почему -- петушиный снобизм, постоянно 
обдалбливался и понимал только обдолбанных или еще что-то. Похуй.

Но с устранением проблем пришла беда. Новый директор магазина должен принять магазин. А в это входит инвентаризация. И начался пиздец. Чтобы не писать кучу несодержательного мата, я просто приведу цифры: 13 ноутбуков различных конфигураций (в основном, 
благо, дешевые и средние), около 30 флешек разных объемов, 3 топовых смартфонна яблочнных (вроде, 5S были или просто 5), 4 смартфона других производителей разной стоимости, жесткие диски, видеокарта за 23 рубля (закупочная 19к) и еще по мелочи. Общий урон составил около 300 тысяч рублей. Время, напомню, докризисное. Раскидывать нужно было это на 8 человек старого коллектива. Заработная плата и компенсация за отпуск старому недоуправляющему сразу были посланы нахуй вместе с ним. Как итог: на протяжении 4 или 5 месяцев нам списывали по 5, 8, а в первый месяц -- 10 тысяч рублей. А часть все же просто простили, потому что с копеечных зарплат вычитать по 8к -- зверство. Меня от бедности спасала только замская зарплата, как держались другие -- я не знаю. Некоторые постарались перевестись на другие магазины, кто-то просто терпел. Так или иначе -- был полный пиздец. 

Часть пропаж мы сумели отследить, хотя камеры хранили не больше месяца: воровали все. Семьи, бабушки, гопники, прилично одетые люди. Видимо, кто-то прохавал, что сигналка не работает. Замки кенсингтона были иногда перекушены, иногда выломаны. Почему не 
замечали раньше? Много факторов. Основной -- хаос в коллективе и на витрине. Среди вороха протянутых кенсингтонов сложно разглядеть перекушенный, пустое место на витрине считалось проданным ноутбуком, ответственный за витрину старался сразу же заполнить пробелы, ПОТОМУ ЧТО НЕ ДАЙ САТАНА ПРИЕДЕТ ТЕРРИТОРИАЛ И УВИДИТ ПУСТЫЕ ВИТРИНЫ. Я, как зам, до 12 принимал товар, потом мог сидеть на кассе, пробивать товар, при этом надо писать запросы на товар, работать с людьми, иногда останавливаться и консультировать, потому что был одет как продавец -- и исполнял функции его, соответственно. Я реально не мог следить за залом, и я очень благодарен, что мои тогдашние продавцы были ответственными людьми -- не нуждались в понуканиях, делали по магазину все сами, прекрасно понимая ситуацию, а я не обижал их деньгами, как мог, -- раскидывал весь фонд администратора. Кстати, да, заработную плату всем, кроме себя и горе-директора, считал тоже я, на ходу обучаясь работе в 1С. Да, вы скажете, что это примитив, но дети тоже не сразу в унитаз срут.

Тут началось то, что в Dwarf Fortress называется "спираль тантрума". Некоторые малодушные продавцы, чтобы улучшить личное материальное положение, стали пиздить товар с полок склада. Пропало еще около 4 смартфонов Apple. Потом еще что-то, по-моему, планшеты Самсунг. Т.е. инвентарка вместо того, чтобы уменьшаться через ежемесячные выплаты, лишь увеличивалась -- или сохранялась на прежнем уровне. И теперь уже страдали все: и осколки старого коллектива, и новые сотрудники, включая директора. Все это привело к новому полиграфу, который выявил двух воров: один пиздил оперативку, второй пресловутые смартфоны. Впрочем, смартфонщика мы с директором вычислили по камерам, все надеялись, что сам признается на собрании, когда мы задавали прямой вопрос. Но тщетно. Спалил его только полиграф. С обоими ворами мы разошлись полюбовно -- они вернули деньги за спизженные, были уволены не по статье, а по соглашению сторон.

Постепенно все стало налаживаться, через пару месяцев меня сняли с должности зама, на что я 20-летний довольно сильно обиделся, но сейчас понимаю, что такая импульсивная обезьяна, как я, вряд ли могла казаться нашему 45+ территориалу адекватной кандидатурой на должность заместителя управляющего. И зла я не таю на тебя, сраный ты пидор-деградант. Наконец я мог спокойно поработать продавцом, я спокойно стал лучшим в регионе в декабре по продажам, правда, премий (типа 13 зарплаты) нам не дали, списав их в инвентарку, второго января я написал заявление на увольнение, уволился, потому что предложили более интересное место. За полтора года я ни разу не отдыхал, поэтому, помимо жирной НГ-зарплаты, получил приличную компенсацию за неотгулянный отпуск.

Такие вот дела, таким образом закончилось мое пребывание в федеральной сети "Хуй в жопе". И вот так обычные работяги страдают от корпоративного фашизма и организованного пиздеца.

http://www.svoboda.org/content/article/27269673.html

,ФСБ,политика,политические новости, шутки и мемы,песочница политоты,лонгрид,длиннопост,Острый Перец,разная политота


В Чехии проходит курс реабилитации Юрий Яценко, который провел год в российских тюрьмах. Двадцатитрехлетний студент-юрист из Львова подрабатывал продажей электротоваров в России. В мае 2014 года Юрия и его товарища Богдана Яричевского задержали в гостинице города Обоянь Курской области. Пустяковая, на первый взгляд, проверка затянулась, а затем Юрием заинтересовалась ФСБ. Его жестоко пытали, узнав, что он был участником Майдана. В марте 2015-го российский суд приговорил его к двум годам колонии-поселения по сфабрикованному обвинению в незаконном хранении взрывчатых веществ. Международная кампания в его защиту оказалась успешной: в мае Юрий Яценко был освобожден и вернулся во Львов. Он окончил университет и сейчас борется за освобождение украинских политзаключенных, находящихся в российских тюрьмах. Юрий Яценко побывал в пражской штаб-квартире Радио Свобода и рассказал о том, что с ним случилось в России, и о своей жизни после освобождения.


– Хотя логики у российских спецслужб нет и искать смысл в их действиях сложно, но примерно можно представить, почему они схватили Надежду Савченко, почему они так обошлись с Сенцовым. Но зачем они вцепились в вас – полная загадка. У вас есть какие-то соображения о подоплеке вашего задержания?
– Расскажу, как меня задержали. Я был в номере отеля, с утра постучались работники уголовного розыска, сказали: пройдемте на проверку документов. Я уточнил, нарушал я что-нибудь или нет, они сказали: нет, это обычная формальность. Я понимал, что отказываться не будет возможности. Допускал, что, возможно, дело в моей львовской прописке, пропагандистская ситуация была такова, что к львовянам настороженно относились. Думал, что проверят, успокоятся, и все будет нормально. Когда прошел в городское управление полиции, они проверили по всем базам данных, отпечатки пальцев сняли, паспорт проверили. Уже собирались отпускать, но через несколько часов пришел работник ФСБ и показал фотографии, где я стою на Майдане.

– А как они их раздобыли? В социальных сетях?
– Меня тогда не было в социальных сетях, но были мои друзья. На Майдане я почти весь период был, еще с самого начала Евромайдана, мирных студенческих протестов, которые вскоре разогнали, и до самой активной фазы, до расстрела. Я тогда медиком был, в медслужбе волонтером работал.

– И ваши друзья выложили эти фотографии в социальные сети?
– Эти фотографии были в социальных сетях моих друзей. У ФСБ достаточно специалистов, чтобы выйти на такую информацию.

– А что чему предшествовало, как вы полагаете? Они обнаружили ваши фотографии в социальных сетях и пришли за вами в гостиницу или сначала вас задержали, а потом стали искать компромат?


– Думаю, сначала задержали. В этом городке всего два отеля. Я думаю, просто им захотелось проверить: парни со Львова приехали, давай проверим их. Это еще перед 9 мая было. Но это мое мнение, я не могу быть уверен.

– Думаете, это была случайность и они заинтересовались только украинской пропиской?

– По моим ощущениям, это случайность. Потом уже из ФСБ пришли с конкретным предложением: ты сотрудничаешь с нами, и тебе ничего не будет. То есть я должен был по телевизору выступать, сказать, что меня Украина направила, а я не хочу преступные приказы Украины исполнять и иду в ФСБ, чтобы эфэсбэшники мне помогли.


– Направила в качестве террориста или шпиона? Какую легенду они придумали?


– Один раз они говорили: скажи, что тебя прислал Ярош; в другом разговоре – что прислал Наливайченко, он тогда СБУ руководил. Третий разговор – что Украина прислала. Уточняющих вопросов, как именно должна звучать легенда, я не задавал, поскольку это бы могло быть воспринято ими как желание сотрудничать.

– Они как-то объясняли, почему вцепились именно в вас?



​– Да, были объяснения, поскольку разговоров очень много было. Был такой момент в управлении ФСБ по Курской области. Меня в это управление везли спецназовцы с мешком на голове и хорошенько побили перед разговором, сказали: ты будешь разговаривать с серьезными людьми, должен себя вести хорошо. Я сказал: буду себя вести хорошо. Серьезные люди – это были два мужчины в кабинете. Накрытый стол, поговорили про всю мою жизнь, всю мою биографию, все мои взгляды. Сказали: понимаешь, ты патриот своей страны, ты ее любишь, мы тоже любим вашу страну, Украина – это братский народ. Но пойми, у вас власть захватили американцы, исполняет их указания хунта, ты должен помочь своей стране. Мы помогаем твоей стране, и ты помоги своей стране. Я снова отказался, сказал – это мне неинтересно. После этого они дали мне понять, что они меня заставят. Зашли эфэсбэшники, спецназ, побили немного, подушили. Я сказал, что все равно не могу. Они сказали: уведите, поработайте с ним. Я понимал, что будут пытки применены ко мне, и попросился в туалет. В туалете разбил голову, потому что они старались так бить, чтобы не было следов, я себе голову об угол стены разбил. Но все-таки после этого залепили мне рану, вывезли в лес, подвесили на крюк в позе "ласточка", несколько часов били по гениталиям, в живот, мешком с песком по голове, то есть уже применялись жесткие пытки. Я теперь всегда могу понять людей, которые сознались в чем-либо под пытками. Каждого человека можно сломать, теперь я это знаю.

– Как же им удалось не сломать вас? Вы никогда не были в такой ситуации, не были готовы к ней, вы не политик, не борец, откуда такая стойкость?



​– Так получилось, что мне пригодился весь мой жизненный опыт. Мне повезло, что я человек более рациональный, чем эмоциональный, хорошо контролировал себя. Я все анализировал только с позиции разума. У меня юридическое образование, я понимал, что они могут делать со мной. Всегда у меня были планы, как реагировать на их действия. И когда ко мне применялись пытки, я понял, что у меня выхода нет, поскольку никто не знает, где я, я не могу ни у кого попросить помощи, я в изоляции был. Для этого я решил, что мне нужно довести организм до такого состояния, при котором меня пытать нельзя будет, и плюс заявить свой ультиматум. Я себе перерезал вены, разрезал живот, была очень быстрая кровопотеря. Я сказал, что не дам себя зашить, пока мне не дадут телефон позвонить. Поскольку кровь фонтаном била, мне дали телефон позвонить на Украину. Кроме этого, я сидел с самого начала с уголовниками, готовился, я всегда их спрашивал, как надо жить и выживать в этом мире. Через несколько месяцев я очень хорошо ориентировался в жизни в российской тюрьме, и это мне помогало. Конечно, уже с первых дней я понял, что, чтобы выжить там, надо стать каменным. У меня не было иного выхода: либо я вырабатываю в себе такие качества, которые помогут мне там выжить, либо иду на сотрудничество. 

 Второй вариант вы исключали для себя абсолютно?

– Знаете, когда мне этот вопрос задают, я вспоминаю такой момент: ты висишь, и тебя бьют в пах. Мужчинам это легко понять. Через 20 минут это невыносимо, потому что, когда мешок на голове, не знаешь, когда следующий удар. Есть понимание, что они не остановятся, если они уже полчаса это делают, то они будут ломать до конца и не на что надеяться. Всегда в мыслях допускаешь, что ты сломаешься, не выдержишь, потому что надежды нет. Я именно об этом случае пыток говорю, потому что это тяжелее всего перенести. Я себе ставил задание не выдержать всё, а выдержать еще один удар, еще один, еще один, и так удар за ударом я думал: столько уже выдержал, еще один выдержку. Мне очень повезло, что они сделали перерыв, перенесли на завтра следующий этап пыток, и я догадался вскрыть себе вены, поскольку после этого меня нельзя было пытать.

– И больше ни разу не пытали?

– Сразу на следующий день, когда меня зашили, привезли назад в спецприемник. Как только заходил надзиратель в камеру, я сразу брал лезвие бритвы, там бритвы разрешены, и прикладывал его к сонной артерии, угрожая, что порежу себя. Конечно, ни о каком суициде речь не идет – это манипуляция с моей стороны была. Они не знали, они боялись, если я уже вскрывался, и так серьезно, что я смогу дальше с собой сделать, на что я пойду. Понимали, что, если я перережу себе сонную артерию, они меня не спасут. Поэтому, когда они заходили, сразу говорили: "Яценко, мы не к тебе, успокойся".

– Отобрать бритву нельзя было? 

– Я допускал, что они могут резко подбежать. Я уже знал, как надо резать шею: надо оттянуть кожу, и потом оттянутая кожа режется, чтобы не повредить артерии. Не было попыток отобрать бритву. Это довольно сложно с их стороны, поскольку туда спецназ так легко не может зайти, нужны причины, там камеры видеонаблюдения в коридорах, обычные надзиратели на это не согласились бы, поскольку это был спецприемник для иностранцев, это еще было не СИЗО, им было не до этих проблем. Они не знали, успеют ли отобрать бритву, пока я себя не порежу, или не успеют, поэтому никто не отбирал.

– Вы говорили, что советовались с уголовниками. А как другие заключенные к вам относились? Понимали они, за что вы сидите?
– Если говорить о спецучреждении для иностранцев, там сидели, как правило, уголовники со всего СНГ, которые отбыли срок наказания на зонах, перемещались в спецприемник для дальнейшей депортации в свою родную страну. Там же сидели мигранты за нарушение миграционного законодательства. Условия содержания в этом спецприемнике были очень плохие, телефон не разрешали, телевизора не было, душ реже чем раз в неделю, камера 30 метров квадратных на 15 человек, антисанитария: я четыре месяца чесоткой проболел, а ей болеют при лечении неделю. Из-за этого мы организовывали протесты путем голодовки. Весь спецприемник, все иностранцы голодали. Когда администрация на второй-третий день голодовки начинала беспокоиться, они не шли на переговоры. Поскольку у меня юридическое образование, я мог лучше всех обосновать наши права, и так получилось, что все время я выступал защитником прав этих иностранцев. Они говорили: мы так хорошо, как ты, не скажем, так что давай ты будешь вести переговоры с администрацией. Как голодовка – сразу администрация ко мне. Поэтому у меня очень большая поддержка была. Когда меня вывозили оттуда эфэсбэшники на возбуждение уголовного дела, я не знал, куда меня вывозят и кричал: "Помогите, мне нужен адвокат!" Спецприемник поднял бунт, разбили окна. Меня тащат с заломленными руками эфэсбэшники, а иностранцы бросали всем, чем попало, по этим эфэсбэшникам с окон из-за решеток. Приятно было такую поддержку ощущать. Зато мне потом администрация спецприемника написала такую характеристику, что я "пронационалистически настроен к русскоговорящему населению и к территориям, которые оно занимает, все время подстрекаю к бунтам между администрацией и содержащимися гражданами". Формулировка – это цитата из официального документа.

– Были еще подобные случаи в этом спецприемнике, то есть украинцы, которых задержали с политической подоплекой?


– Был Дмитрий Резанович, белорусский анархист, который поехал из Белоруссии на Майдан. Когда он пересекал белорусскую границу, его тоже задержали за нарушение миграционного законодательства, он мне сам говорили, что эфэсбэшники к нему применяли силу из-за того, что он был на Майдане. Был случай, что поймали молдаванина на границе, он тоже со мной сидел. Он рассказывал, что действительно незаконно пересекал границу. Когда его поймали, его раздели, у него была наколка "Железный воин" на английском на спине, с детства наколка у него. Эфэсбэшники всячески старались его убедить, что он "железный воин" из "Правого сектора". Не знаю, как дальше его судьба сложилась, я не могу выйти с ним на связь, беспокоюсь, что у него.

 Вообще эта паранойя вокруг "Правого сектора" захватила в России всех…

– Когда меня освобождали из СИЗО, надо у начальника подписать справку об освобождении. Мне начальник говорит: ты знаешь, вчера Яценюк дал тебе орден героя Украины. Я говорю: за какие такие заслуги? Он говорит: за то, что ты лучший шпион в Российской Федерации. Эфэсбэшники сказали сизошным руководителям, что я действительно шпион с Украины, ко мне так и относились. Я сидел в спецблоке, там самые опасные преступники в СИЗО содержатся, у которых предполагаемые сроки от 15 лет, и злостные нарушители режима. У меня в Белгороде суточное видеонаблюдение было, круглосуточная прослушка. Было три-четыре обыска полных в день. Даже сами надзиратели из-за такой моей репутации боялись, поскольку эфэсбэшники сказали, что я шпион с Украины.

– Бритвы тогда уже не было?

– Бритва – это когда я был в спецприемнике для иностранцев, тогда на меня фальсифицировали административное дело. Потом через три месяца на меня возбудили уголовное дело и перевели в СИЗО. Появился свидетель, который сказал, что в 2013 году я ему оставил сумку на хранение. Что в этой сумке находится, он не знает, и делает добровольную выдачу этих вещей. С точки зрения юриспруденции невозможно за такое возбудить дело. Это 30-е годы сталинские. Он делает добровольную выдачу, говорит, что сумка была моя, на меня возбуждают дело за контрабанду взрывчатки за 2013 год. Потом это дело закрыли. Что интересно, в суде этот свидетель сказал, что он впервые меня видит.


– Вы сейчас пытаетесь получить полную реабилитацию. Вас же выпустили не потому, что признали невиновным…
– Интересный момент: они возбудили дело, фальсифицировали, но сфальсифицировали неправильно. Меня обвинили в хранении взрывчатого вещества – охотничьего пороха. А в уголовном кодексе РФ хранение охотничьего пороха уже давным-давно декриминализованное действие, то есть там прямо указано: хранение оружия, взрывчатых веществ, кроме охотничьего оружия, боеприпасов к нему и составных частей боеприпасов. 222-я статья: за охотничий порох возбудить дело нельзя. Кроме этого, там достаточно решений судов, Верховного суда, разъяснений, что это не является преступлением. Это то же самое, что возбудить дело за сахар.

– И как вы сейчас пытаетесь добиться справедливости?

– Для того чтобы мне жаловаться в Европейский суд по правам человека, нужно пройти внутрироссийские инстанции, то есть кассация, апелляция у меня уже была, потом Верховный суд, и только после Верховного суда, если меня все же будут дальше признавать виновным, я уже буду подавать в Европейский суд по правам человека.

– Не лень вам этим заниматься, ведь ясно, что российский суд все равно будет подтверждать прежние решения?
– Все-таки я надеюсь, что российский суд изменит свое решение. Но даже если он будет подтверждать, то Европейский суд, думаю, объективно отнесется к этому делу.

– Сейчас вы проходите реабилитацию в Чехии по приглашению чешской организации…

– Это организация "Человек в беде", она занималась моей поддержкой, поддерживали меня, когда я в СИЗО сидел, давали деньги на адвоката. Украинское государство не давало денег на юридическую помощь ни мне, ни теперь нашим политзаключенным, которые сейчас находятся в России, государство денег не дает. 

Помогла чешская организация "Человек в беде". Теперь они меня еще пригласили на реабилитацию и конференцию. Психологически и физически я себя чувствую хорошо, единственное, порезы на руке, но они уже более-менее зажили, нет нужды в лечении, я думаю. В первые дни, конечно, очень тяжело было, поскольку я писал даже кровью после этих пыток, ходить сложно было, в паху болело. Но год прошел, я уже отошел от этого. 


– И сейчас вы помогаете тоже украинским политзаключенным, находящимся в России, участвуете в кампании?


– Да, я участвую в кампании гражданской организации "Евромайдан SOS", благодаря деятельности которой я вышел. Они очень хорошо меня поддерживали, стучали во все двери, искали денег на адвоката, искали международной поддержки, поддержки со стороны российских гражданских организаций, у украинской власти. Сейчас у меня моральная обязанность заниматься тем же, стараться подключаться к работе по освобождению украинских политзаключенных.

– Все знают имена Сенцова, Савченко, Кольченко, Афанасьева, но ведь есть и другие, о которых гораздо меньше известно.


– И в этом проблема. Думаю, наше государство ведет недостаточную информационную политику в освещении менее известных дел украинских политзаключенных. Нужно об этом говорить больше. 

Нет согласованных действий разных структур, Министерства иностранных дел, Службы безопасности, Генеральной прокуратуры, Администрации президента по освобождению политзаключенных. Нет ответственного человека, который бы сказал, что конкретно делается. 

Как правило, все заканчивается общими заявлениями в СМИ и, как я сказал, нет даже денег на адвокатов для украинских политзаключенных. Эту ситуацию надо исправлять. Меня очень печалит ситуация с людьми, к которым нет доступа украинского консула и адвоката. Например, история Николая Карпюка. Он уже год сидит, а к нему не было доступа ни адвоката, ни украинского консула. Что там с человеком происходит, можно себе представить.

– Когда вас задержали, вы далеко не в первый раз приезжали в Россию, у вас там был бизнес. Как эта история изменила ваше отношение к России, к российской власти, к русским вообще?

– Очень многие мне часто говорят: ты теперь, наверное, русских сильно не любишь. Я говорю: да нет. Дело в том, что не имеет значения, какой национальности преступник. Если преступление сделала российская правоохранительная система, притом с самого верху, потому что по моему делу указания давала Москва, а потом эфэсбэшники на местах исполняли это, то это преступление надо наказывать. И тут дело не в личностном моем отношении, у меня нет ненависти к этим людям, но я знаю, что преступник, который ненаказуем, будет совершать еще больше преступлений. Чтобы такого не повторялось, нужно таких людей наказывать.

– А почему вы уверены, что Москва давала указания?


– Был такой случай в прошлом году как раз перед моим днем рождения: сказали украинской стороне, что меня будут отпускать эфэсбэшники, не делали продления срока содержания по стражей. Меня везут в последний день срока содержания в СИЗО в управление ФСБ. Следователь говорит: ты знаешь, я думаю, мы тебя сегодня отпустим, так что будет всё у тебя хорошо. Единственное, начальство сейчас говорит с Москвой. Начальство – это начальник следственного отдела территориального управления ФСБ. Ведет переговоры с Москвой, сейчас посмотрим, как Москва решит. Москва в последний момент говорит: нет, держать дальше. Мне следователь говорит: извини, ничего личного, меня самого ставят в позу, будешь дальше сидеть.

– Думаете, что они готовили крупный процесс по образу процесса Сенцова?



​– Я думаю, у них было несколько вариантов. Больше всего они надеялись, что я все-таки пойду на сотрудничество. Они надеялись после пыток мня сломать более "законными" методами. Я сидел в одиночных камерах – это очень тяжело, три месяца в одиночке, с психически больными людьми, с провокаторами. Пытались сломать карцерами – это помещение строгого наказания для зэков, где нет кроватей, не проветриваемое, слабая лампочка, не пропускают литературу, все время надо ходить, поскольку если приляжешь, то простудишь внутренние органы. Старались меня сломать несколько месяцев. Но поскольку увидели, что я не поддаюсь и скандал уже назревает, – наверное, из-за этого они меня отпустили.

– Согласитесь, что 90% людей, оказавшихся в вашей ситуации, наверное, сломались бы и пошли на сотрудничество. Поразительно, что вы все это выдержали.

– Знаете, я сам удивляюсь, что я это выдержал. Я сейчас воспринимаю мир как обычный человек, и для меня большое удивление, что у меня получилось. Там настолько много было разных подстав, провокаций – это очень опасная среда. Там все время шестеро оперативников ФСБ думают над тем, как бы тебе хуже сделать, как тебя сломать. Я себя считаю очень счастливым человеком, поскольку мне десятки раз сильно везло, удавалось выходить из самых разных ситуаций.

– Надеюсь, что никто из наших слушателей не окажется в тюрьме в такой ситуации, но вдруг… Какой бы вы главный совет дали?


– Воспринимать мир только рационально, ни в коем случае не эмоционально, контролировать свои мысли. Самая большая опасность там после пыток – это психологическое давление. Я видел людей, которые сходили с ума после карцеров: они впадали в депрессию, у них были нервные срывы, а потом они сходили с ума. Надо работать над собой каждый день, вырабатывать характер. Мне очень сильно помогла молитва и поддержка родственников извне. Я составил план и всегда его придерживался, всегда наперед старался прогнозировать всевозможные варианты действий со стороны эфэсбэшников. Как правило, они уже не могли удивить, все их действия я планировал наперед.


– Какие у вас планы? Понятно, что уже торговать электроникой с Россией вряд ли получится. Есть какие-то идеи?
– В этом году после освобождения я защитил магистерскую работу, окончил университет. Я в прошлом году сел как раз перед защитой. Кстати, мне то, что я юрист, тоже очень помогло выживать в этой среде. На данный момент у меня есть моральная обязанность рассказывать, что происходило, дабы это не происходило с другими людьми, и всячески привлекать внимание к проблеме украинских политзаключенных в России, стараться помочь им. В дальнейшем мне интересно было бы работать в сфере защиты прав человека или в сфере контроля за деятельностью и злоупотреблениями в украинских правоохранительных органах – это мне по душе. Так что я хотел бы правозащитной деятельностью заниматься.

– Спрошу вас как участника Майдана. Многие в Украине говорят, что они разочарованы, реформы не идут, преступники не наказаны. Есть ли у вас такое уныние, или считаете, что всё, пусть и медленно, идет в правильную сторону?


– Я считаю, что какая бы ситуация ни была, сначала надо вопрос себе задать, не что государство для меня делает, а что я делаю для того, чтобы изменить и улучшить это государство. В Украине сейчас такой период, когда есть возможность реально формировать гражданское общество, которое могло бы влиять на власть, контролировать ее. 

Сейчас страна стала более свободной. Очень многое будет зависеть от людей, насколько они будут активными, насколько каждый на своем месте, в своем городе, в своей области будет включаться в контроль за деятельностью власти. Недоработки нашей власти всем известны. Но я такой человек, что хотел бы сам что-то делать, а не разочаровываться в ком-то.

– Во Львове многое изменилось за год, который прошел после революции?


​– Я когда сидел в тюрьме, целый год слушал русское радио, там больше радио не было, и информационная политика русского радио на меня подействовала. Как только меня задержали, меня спрашивали: почему у вас во Львове запрещают на русском говорить? Почему у вас со стариков георгиевские ленточки срывают? Я говорил: да нет никаких проблем, у меня соседи на первом этаже все по-русски говорят, много русских знакомых, туристов русскоязычных. Стариков с георгиевскими ленточками я вообще никогда во Львове не видел. Через год, когда меня судебный пристав спрашивал: скажите, почему вы, львовяне, нас так русских не любите, обижаете во Львове наших стариков, освободителей? Правда, что у вас во Львове нельзя на русском говорить? Как у вас к русскоязычным относятся? 

Я уже год русское радио слушал и говорю: до войны никаких проблем с этим не было, но сейчас война, накалились страсти, не знаю, как население реагирует на русский язык во Львове, но всякое возможно. Вернулся во Львов, а во Львове по-русски стали в три раза больше говорить, поскольку, во-первых, политика демонстративной лояльности к русскоговорящим, во-вторых, беженцев очень много с востока, реально Львов намного более русскоязычным стал. 

Я даже хотел провести урок патриотического воспитания в своей школе на русском языке. По сути, что изменилось: у нас хорошо развивается город, больше сделанных дорог, больше новых зданий, новая полиция, действительно полностью независимые, не заангажированные полицейские, люди высоких моральных качеств. Это я сужу по тому, что я знаю, как туда отбор проводился, какие люди туда попали, я лично этих людей знаю – выпускники нашего университета. Львовский юридический считается одним из лучших в Украине, там очень качественный отбор.

– Можно представить ситуацию в Украине, похожую на вашу, что спецслужбы будут пытать в тюрьме кого-нибудь?
​– Я думаю, что можно, но я об этом не слышал. Во-первых, в зоне боевых действий возможно что угодно, даже это не спецслужбы, а полностью неконтролируемо это можно сделать. Если говорить о пенитенциарной системе Украины после Майдана, раньше было ужасно, сейчас я знаю, что людей, которых задерживают, даже преступников, не бьют в райотделах. Они сами удивлены, говорят: ты знаешь, сейчас полицейские извиняются и никто никого не бьет, очень редко, если кого-то побьют, сразу скандал на целую область. Поэтому демократические изменения в пенитенциарных заведениях произошли, но очень много что нужно менять. Украина далеко еще не демократическое государство. Например, с той же полицией: если на низовом уровне полицейский, задерживая преступника, не берет взятки, а дальше дело продвигается в вышестоящую полицию, прокуратуру, суд, там спокойно люди замазывают эти дела взятками, решают дальше все по-старому. Так что есть и позитивные изменения, есть и много оставшихся негативных следствий.

– Как вас встретили в Украине власти? Вам сказали в российской тюрьме, что вам орден Героя Украины дали… Встречался с вами кто-нибудь, выслушал?


– Я надеялся, что хотя бы украинское СБУ придет и проведет со мной беседу, не шпион ли я. Даже этого не произошло. Что приятно было, на самой границе готовились. Пограничник посмотрел мой паспорт и говорит: "Человек, которого мы ждали, прибыл. Поздравляю вас, Юрий Сергеевич". Пришел сразу начальник погранотряда, сказал: мне дали указание помочь вам во всем, что нужно. Приятно встретил. Активисты встретили дальше, и на этом участие украинской власти закончилось.

– То есть ни депутаты, ни тем более президент не интересовались вашей судьбой?

– Два раза я выступал в Верховной Раде, и то это была инициатива не самих депутатов, а организации "Евромайдан SOS", которая старалась поднимать вопрос об украинских политзаключенных. Познакомили меня с министром иностранных дел, коротенький разговор у нас был. Познакомился с губернатором, также коротенький разговор. Вот и вся история.

«Кто в рясе, тот и поп»Почему священники считают РПЦ франшизой
,клуб аметистов,разное,РПЦ,религия,длиннопост,Лента.ру,лонгрид

Говоря о внутреннем устройстве РПЦ, ее часто сравнивают с корпорацией. Однако по мнению тех, кто имеет непосредственное отношение к экономической деятельности церкви, сегодня для нее лучше подходит понятие франчайзинг. «Лента.ру» обсудила это с представителями РПЦ, посвященными в финансово-экономические вопросы церковной жизни.
Своим мнением поделились протоиерей Петр, благочинный одного из округов Московской епархии; архимандрит Иов, глава финансово-хозяйственного управления одной из епархий центральной части России; протоиерей Александр, настоятель крупного храма, благочинный и бывший глава одного из отделов в Санкт-Петербургской епархии (ныне — митрополии).
Как религия превращается в церковь
Есть ощущение, что религия утрачивает прежнее тепло духовного братства, а ее символы превращаются в бренд.
Протоиерей Петр: Религиозное сообщество живет дольше, чем простое человеческое семейство. Там, где раньше все было понятно и так, теперь надо формулировать и объяснять. Объяснения кодифицируются, обычаи превращаются в правила и заповеди. Возникает религиозная культура. Рождаются символы, которые навсегда становятся незаменимыми элементами религиозной культуры. Эти символы, по сути, — элементы бренда. Они отлично справляются со своей главной задачей: маркировать религию, делая ее образ уникальным и узнаваемым для друзей и врагов. Так Бог превращается в основу для франшизы.
Франшиза в церкви?
Архимандрит Иов: Да, это именно так. Наверху — администрация патриарха. Но в глазах местной политической и деловой элиты, которая не нисходит до контактов с приходским духовенством, именно архиереи выступают в роли продавцов церковной франшизы.
Протоиерей Александр: На областном уровне архиерей — самый серьезный представитель церкви в понимании власти или крупного бизнеса. Он может договориться с губернатором о передаче недвижимости или убедить владельца крупной компании взять на себя финансирование семинарии. Часто он же является настоятелем кафедрального собора и нескольких монастырей.
,клуб аметистов,разное,РПЦ,религия,длиннопост,Лента.ру,лонгрид
Фото: Yorgos Karahalis / Reuters
То есть будучи франчайзи по отношению к высшему руководству РПЦ епископы являются региональными дистрибьюторами церковной франшизы? Ведь именно они назначают приходских священников.
Но действуют они не напрямую, а через благочинных. Это священник, которому поручен контроль за храмами и духовенством на определенной территории. Благочинный — важнейшее звено. Епископы лично не занимаются делами отдельных приходов, препоручая это благочинным. Именно от их умения получать от настоятелей храмов ресурсы зависит финансовое положение епархии. Благочинные, конечно, не могут сами назначать или смещать настоятелей — это привилегия архиерея. Но влиять на такие назначения они стараются. Им просто необходимо, чтобы настоятелями были такие люди, с которыми они смогут договориться.

Если настоятели получают приходы по франшизе, по правилам франчайзинга они должны отчислять за них роялти.

Разумеется. Каждый приход (то есть фактически каждый настоятель) отчисляет в епархию 25 процентов всех заработанных денег. Этот процент может отличаться от епархии к епархии, но это примерно четверть всего, что люди приносят в храм. Однако неофициальным образом епархиальные власти постоянно требуют денег сверх этого отчисления. Настоятелю просто называют конкретную сумму: на монастырь — дай, на епархиальный молодежный съезд — дай, на ремонт кафедрального собора — дай. А визиты архиереев на приход — это вообще как пожар. Даже небольшому приходу он обходится минимум в миллион рублей. Все оплачивается из приходской казны, включая подарки архиерея прихожанам. То есть прихожане дарят их сами себе. Ну и, конечно, архиерею, его свите, даже иподиаконам надо давать конверты.
Протоиерей Петр: Ладно бы только приходской бюджет трясли, но ведь и зарплату священников облагают. Для этого есть разные фонды. И священники обязаны отчислять крупные суммы из личных средств, из зарплаты. И не просто отчислять, а отчитываться перед благочинным с квитанцией в руках.
Но ведь есть еще и богатые спонсоры, крупные бизнесмены. Или возможность общаться с ними — это тоже часть дохода от франшизы, с которой священники должны платить роялти?
Протоиерей Александр: Обычно крупные пожертвования считаются целевыми, поэтому не облагаются епархиальным налогом. Жертвуют как бы не деньги, а что-то конкретное: автомобиль, колокола, иконостас. Однако если у вас появился серьезный спонсор, будьте готовы им делиться. Благочинный попросит познакомить с щедрым бизнесменом или же просто скажет настоятелю: у тебя друг состоятельный, а не мог бы он за все благочиние епархиальный взнос уплатить? Но это, конечно, все не формализовано и зависит от способности сторон давить и уступать давлению.
Франчайзинг часто предполагает, что поставка продукции идет исключительно со складов франчайзера. Так ли это в РПЦ?
Протоиерей Петр: Да. От приходов требуют закупать свечи и предметы церковного обихода у патриархийных производителей, в первую очередь «Софрино». Многие архиереи заставляют даже книги в приходские лавки закупать только через епархию. Причем они еще и объемы устанавливают: например, такой-то приход обязан взять на реализацию с епархиального склада книг на 300 тысяч в месяц. Конечно, далеко не всегда эти рекомендации выполняются. И священникам это невыгодно, и сторонние производители — тоже не очень сторонние, это часто крупные монастыри и даже приходы, да и контроль обеспечить сложно.
,клуб аметистов,разное,РПЦ,религия,длиннопост,Лента.ру,лонгрид
Фото: Виктор Бартенев / ТАСС
Кому это выгодно
На кого работает вся эта система? Кто главный бенефициар?
Архимандрит Иов: В первую очередь эта система выгодна церковному руководству и архиереям. За редчайшими исключениями они не тратят никаких средств на открытие новых приходов. Инициатива всегда исходит снизу, епископу пишут прошение, а он лишь благословляет это дело и присылает священника. Поиск земли, спонсоров, договоренности с местными властями — все это ложится на нового настоятеля. Архиерей обычно не помогает никак, даже морально, не говоря уже о деньгах. А выгоду с этого предприятия он начинает получать сразу же. При этом рисков у епископа тоже никаких. Если священник не справится или если он вдруг окажется безнравственным и церковь начнет нести репутационные потери, от него сразу же отрекутся. Мол, он не наш, он со вчерашнего вечера под запретом, и вообще мы тут ни при чем.

Протоиерей Александр: Но здесь не стоит преувеличивать финансовую выгоду. Золотых гор, за редкими исключениями, священный сан не сулит, хотя и голодать не придется. Абсолютное большинство священников выбрали этот путь совершенно искренне и остаются ему верны ради служения Богу и людям. Помимо этого есть еще и социальная мотивация: батюшка всегда в центре внимания, его любят, слушают. Он может аккумулировать и деньги, и человеческие усилия для каких-то вещей, которые он считает важными. И если в светских сферах для подобного положения нужно долго учиться и вообще расти, то в церкви это дается практически сразу. Сравнение с франшизой очень верное — кто в рясе, тот и поп.
А миряне? Им это тоже нравится?
Протоиерей Петр: Большинству это удобно. Многим приходящим в церковь не нужно общение с Богом, им нужна магия. Евангельская проповедь не только не интересна таким людям, но даже иногда вызывает агрессию. Система как раз и подстроена под удовлетворение простейшего спроса на «религиозные услуги». Есть еще небольшая — несколько процентов — прослойка постоянных прихожан. Они не то чтобы довольны этой схемой, но полностью лояльны. Раз так оно есть — значит, так надо.
Архимандрит Иов: Последний фактор крайне важен для высшего церковного руководства — патриарха и его администрации. Ведь именно огромная масса «захожан» позволяет священноначалию РПЦ выступать от лица абсолютного большинства населения по вопросам веры, нравственности, а порой даже культуры и политики. Собственно, это тоже роялти, не менее важные для священноначалия, чем отчисления «снизу». Ведь политический вес — это ключ к средствам «сверху», а в российских условиях это куда важней.
,клуб аметистов,разное,РПЦ,религия,длиннопост,Лента.ру,лонгрид
Фото: Александр Уткин / РИА Новости
Угрозы и перспективы
Как и любая бизнес-схема, франчайзинг имеет свои недостатки. Какие из них характерны для РПЦ?
Архимандрит Иов: С точки зрения церковного руководства — это то, что все прячут деньги ото всех. Как можно определить сумму или процент роялти, если доход франчайзи неизвестен и нет никакой возможности его подсчитать? Пожертвования прихожан и помощь спонсоров чаще всего делаются наличными деньгами. Кроме того, священник — фигура публичная. Он много общается, ему порой дарят подарки — просто как человеку. Наконец, он может просто подработать на стороне: книгу издать, овощи продать со своего огорода, если на селе живет. Начальство же отказывается видеть все эти градации. Раз ты поп — значит, ты нам должен. Вот начальственная логика.
Кроме того, священник никогда не знает, что будет завтра: «отвалится» кто-то из спонсоров, или люди принесут меньше, или что-то случиться с храмом. Те же опасности и у благочинных, только суммы с них требуются гораздо большие. Чтобы пережить проблемы, необходим некий стабфонд. Можно ли такое сбережение средств назвать сокрытием доходов? По форме это выглядит именно так: настоятели прячут отчетность от благочинных, благочинные — от епископа, епископы — от администрации патриарха.

Протоиерей Петр: К сожалению, девальвация имени церкви бьет в первую очередь по самым лучшим священникам, тем, кто окружен думающими людьми, кто делает какие-то общественно и культурно важные вещи. А тех, кто занят ритуальным обслуживанием «захожан», это задевает меньше.
Но есть же и опасность репутационных потерь. Любой скандал с очередным «попом на мерседесе» может запросто ударить по множеству добросовестных священников. Разве нет?
Протоиерей Александр: Эти репутационные потери еще больше бьют по самосознанию самих священников. Какие-то выплаты в епархию — это все нам, клирикам, привычно. Но ведь последнее время от нас просят жертвовать не только деньгами, но и честью, простите за высокий слог. Сгоняют седых протоиереев в качестве массовки: и ладно бы на крестные ходы, а то ведь на какие-то митинги под видом молебнов. Ну когда в церкви такое было? А тут еще не только сам приходи, но и прихожан сколько-то надо с собой привести.
Беседовал Василий Чернов



Здесь мы собираем самые интересные картинки, арты, комиксы, мемасики по теме (+13 постов - )