tl
Подписчиков:
28Постов:
37
Wokeism — идеология прогрессив-активизма 21 века
Идеология wokeism'а (в США борцы за социальную и расовую справедливость называются woke people) еще ждет своего исследователя, но я попытался вкратце перечислить основные корни и положения этого интеллектуально-философского активистского течения.Модернизм
1. Началось все, если игнорировать ранних утопистов, конечно, с Маркса. Маркс добавил к философии представление о том, что общественная наука должна не изучать принципы функционирования общества, а менять общество (активизм). Второй важный в этом контексте вклад Карла Маркса – теория конфликта, т.е. представление, что общественные силы (разделенные, в его понимании, по экономическому признаку) находятся в постоянном конфликте с нулевой суммой за материальные ресурсы, власть и возможность самореализации. Третья релевантная идея – предположение о том, что массы держатся в подчинении в том числе при помощи культуры, созданной господствующим классом; то, что впоследствии критики назвали «культурным марксизмом».
2. Франкфуртская школа в попытках разобраться, почему же пролетарской революции на Западе не случилось, соединила идеи Маркса и Фрейда и пришла к выводу, что причина в том, что они назвали структурным или системным угнетением. Пролетарские массы интернализировали угнетение, потому что последнее присутствует во всех общественных институтах, таких как семья, церковь, культура, мораль и нормы приличия. Её представитель Макс Хоркхаймер в 1934 сформулировал основные положения того, что сейчас в западных вузах преподают как «критическую теорию». Общественные науки должны четко понимать конечную точку общественного развития (коммунизм), искать и находить недостатки общества, под которыми понимаются расхождения между текущей ситуацией в обществе и конечной точкой, а также организовывать деятельность по социальному активизму.
В то же время в итальянской тюрьме коммунист Антонио Грамши пишет о том, что единственный способ осуществить значимые социальные изменения – медленно и планомерно оккупировать (путем устройства туда на работу) все общественные институты: университеты, школы, госслужбу, газеты, театры («Долгий марш»).
Потом Европе на некоторое время стало не до общественных наук, а затем пришел второй большой компонент идеологии Социальной Справедливости (СС) – постмодернизм.
Постмодернизм
Если у марксистов и последователей всё ещё присутствовал материализм, т.е. представление о существовании объективной реальности, совпадение представлений о которой с её проявлениями есть истина, то постмодернизм покончил с этим пережитком XIX века.
3. Мишель Фуко успешно запустил в ноосферу идею о том, что реальность, даже если она и существует, неважна и недоступна. Знания неполны, чувства неточны; то, что в обществе считается истиной, формирует тот, у кого есть власть. Истина – социальный конструкт, продукт общественной системы. Наука, к примеру, есть процесс осуществления власти через претензию на знание истины.
Власть применяется через дискурс. Дискурс – то, что допустимо говорить о каком-либо событии или явлении. Все общество, сознательно или нет, принимает участие в создании и формировании дискурса. Так появился еще один ключевой тезис идеологии СС – о принципиальной недоступности истины.
4. Герберт Маркузe в работе 1965 г. "Одномерный человек" впервые сделал вывод, что культурное доминирование и консьюмеризм настолько расчеловечили обывателя, что социальный активизм возможен только альянсом из либеральной интеллигенции («мозг») и этнических меньшинств («мускулы»). Имя самой известной его студентки, Анджелы Девис, знает каждый советский человек. Его студенты сыграли значительную роль в бунтах середины 70-х. Он же автор эссе "Репрессивная толерантность”, где сформулирована очень актуальная сейчас идея, что настоящая толерантность состоит в агрессивном неприятии согласия (других людей) с любыми идеями, несоответствующими его представлениям об истинной свободе.
5. Вот мы и добрались до ключевого инструмента идеологии Социальной Справедливости – «деконструкции». Деконструкция придумана философом-постмодернистом Жаком Деррида для анализа текстов, понятий и значений. Если формулирование понятий – это осуществление власти, то деконструкция есть анализ высказывания, текста или понятия до тех пор, пока не прояснится, кем и в целях доминирования над кем оно сформулировано.
Дальше произошло соединение элементов марксизма, критической теории и постмодернизма в единый всепобеждающий комплекс идей, захвативший в конечном итоге интеллектуальный мир.
Wokeism
Итак, представления об истине, пройдя путь от "объективная реальность" к "твоя/моя реальность", сделали следующий шаг: "моя реальность как женщины, гея, черного или трансгендера".
6. Постмодернизм установил, что представления о реальности формируются с целью осуществления доминирования одной общественной группы над другой, и истина принципиально недоступна. Критическая теория, в целом, приняла понятия и инструментарий, но внесла одно уточнение: если всё на свете есть осуществление доминирования и власти, то единственный объективный опыт, не поддающийся деконструкции – опыт подвергшегося насилию или угнетению. Таким образом, мы можем отличить объективное и реальное от деконструируемого или иллюзорного по тому, слушаем мы угнетателя или угнетенного. Единственный критерий реальности – lived experience, или нарратив человека, пережившего опыт угнетения.
7. Ключевой элемент уже современной нам идеологии социальной справедливости – «интерсекциональность», сформулированная Кимберли Креншоу в 1991 в небольшой (но эпохальной) работе "Исследуя границы", критикующей движение борьбы за гражданские права. Границы здесь – границы борьбы за гражданские права. По представлениям Креншоу (чёрной феминистки, и это не констатация факта о ней лично, а принадлежность к культурно-философскому течению), борьба чернокожих за расовое равноправие концентрируется на мужчинах, а борьба феминисток – на белых женщинах. Таким образом, она сама оказывается не только испытывающей два угнетения – расовое и по признаку пола – по цене одного (т.е. интерсекционально), но и оказывается за теми самыми границами. Ключевым элементом личности, таким образом, становится осознание всех граней своего угнетения по уникальным для себя внешним признакам. Она же придумала писать расовый идентификатор Black с заглавной буквы; Black здесь не внешние признаки расы, а общий опыт угнетения по расовому признаку; единственное, что у людей (по представлениям этой группы интеллектуалов) вообще может быть общего. Эта же работа положила начало тому, что на языке идеологии Социальной Справедливости называется «progressive stack» или «иерархия угнетения». Тот, кто испытывает наибольшее количество аспектов угнетения (к примеру, черная лесбиянка-трансгендер с инвалидностью), представляет наиболее близкую к реальности картину мира и имеет право на приоритет в высказывании своего мнения и командный голос в активистской деятельности.
8. Вот мы и подошли к текущим событиям. Идеология wokeism'а или социальной справедливости в настоящее время считает, что:
– общество находится в постоянном конфликте за власть, ресурсы и возможности между белыми мужчинами-угнетателями и маргинализированными группами;
– это конфликт не за лучшее будущее, а за перераспределение имеющегося, с нулевой суммой;
– весь дискурс создан и поддерживается белыми гетеросексуальными мужчинами с целью угнетения маргинализированных групп, даже и особенно если белые мужчины это не осознают или отрицают;
– традиционные инструменты белого человека, такие как научный метод или либерально-демократическое государство, являются инструментами угнетения, не подходят для маргинализированных групп и должны быть деконструированы;
– единственная доступная человеку объективная истина – опыт угнетения; единственное, что может связывать людей – совместный опыт угнетения;
– наиболее полным знанием о реальности обладают наиболее угнетенные представители меньшинств, особенно нескольких сразу;
– общество несправедливо и подлежит переустройству путем деконструкции поддерживающих угнетение институтов: семьи, государства, культуры, белых мужчин;
– белые в борьбе за переустройство общества могут быть только союзниками (allies), их роль состоит в выполнении команд маргинализированных меньшинств;
– если представитель угнетенного меньшинства (к примеру, чернокожий) не считает необходимым деконструкцию институтов, он больше не Black так как интериоризировал whiteness и фактически отказался от своей идентичности;
– цель переустройства общества определяется как equity, diversity и inclusion.
Так что это, в представлении носителей, за система, которую надлежит деконструировать?
Называется она фаллологоцентрическая гетеронормативная патриархия или whiteness (обязательно с маленькой буквы, в отличие от Blackness). Это комплекс понятий, представлений о реальности, методов познания мира и общественных институтов, созданных белыми гетеросексуальными мужчинами для маргинализации и угнетения расовых меньшинств, LGBTQIAPK+ и женщин (порядок неслучаен), aka современная технологическая либерально-демократическая западная цивилизация. В числе подлежащих деконструкции такие институты угнетения, как гетеросексуальная семья, наука вообще и точные науки в частности, технологии массового производства и евроатлантическая культура, в особенности элитарная.
Стоит остановиться на diversity, inclusion и equity (сокращенных критиками в акроним DIE).
Diversity – цель и процесс достижения такой композиции населения страны или сотрудников организации, в результате которой представлен весь ассортимент реального опыта, т.е. опыта угнетения и всевозможных пересечений разных аспектов такового. Начинается с требования нанять/пустить одного трансгендера, женщину или представителя BAME, а заканчивается требованием полного паритета (см. equity).
Inclusion – представление о недопустимости в стране или организации травматического опыта, напоминающего маргинализированным группам об угнетении. К мерам по достижению относятся триггер-предупреждения, цензура и деплатформинг, а также safe spaces – сегрегированные пространства, где у представителей меньшинства есть возможность избежать травматического опыта созерцания угнетателей.
Equity – равенство результатов (в отличие от equality – равенства возможностей и равенства перед законом; это как раз институт угнетения). Состоит в предоставлении исторически угнетенным меньшинствам бо́льших стартовых возможностей (позитивная дискриминация), а также исправления любого финального неравенства как продукта системного угнетения.
Если у вас остались вопросы и вы живете и работаете в США, Великобритании, Австралии или Новой Зеландии, можете задать их члену Diversity and Inclusion Committee, который, несомненно, присутствует в вашей организации, будь она государственная или частная.
Литература:
1. James Lindsay – Cynical Theories
2. Herbert Marcuse – One-Dimensional Man: Studies in the Ideology of Advanced Industrial Society
3. Herbert Marcuse – A Critique of Pure Tolerance (1965), Essay "Repressive Tolerance"
4. Kimberlé Williams Crenshaw – Mapping the Margins: Intersectionality, Identity Politics, and Violence Against Women of Color
5. Peggy McIntosh – White Privilege: Unpacking the Invisible Knapsack
6. Robin DiAngelo – White Fragility
7. Ibram X. Kendi – How to Be an Antiracist
© redstarcreative, https://schegloff.livejournal.com/1233090.html
Жара в Москве вначале была незаметна. То есть, конечно, еще как заметна, но кого же удивишь к июлю жарким днем. Потели, отдувались, обмахивались газетами, в горячих автобусах ловили сквознячок из окон, страдая в давке чужих жарких тел, и неприятное чувство прикосновения мирилось только, если притискивало к молодым женщинам, которые старались отодвинуть свои округлости не столько из нежелания и достоинства, но просто и так жарко.
- Ну и жара сегодня. Обещали днем тридцать два.
- Ф-фух, с ума сойти!
Хотя с ума, разумеется, никто не сходил. Дома отдыхали в трусах, дважды лазая под душ.
Так прошел день, и другой, и столбик термометра уперся в 33. Ветра не было, и в прокаленном воздухе стояли городские испарения. Одежда пропотевала и светлый ворот пачкался раньше, чем добирался от дома до работы. Расторопная московская рысь сменялась неспешной южной перевалочкой: иначе уже в прохладном помещении с тебя продолжал лить пот, сорочки и блузки размокали, и узоры бюстгальтеров проявлялись на всеобщее обозрение откровенно не носившие их цирцеи сутулились, отлепляя тонкую ткань от груди, исключительно из соображений вентиляции.
По прогнозам жаре уже полагалось спасть, но к очередному полудню прогрев достиг 34. Это уже случалось в редкий год. Скандальный Московский комсомолец выдавал хронику сердечных приступов в транспорте и на улицах, и в метро врубили наконец полную вентиляцию, не работавшую из экономии энергии лет пять. Ошалевшие граждане в гремящих вагонах наслаждались прохладными потоками.
Суббота выдала 35, и на пляжах было не протолкнуться. Песок жег ступни: перебегали, поухивая. В тени жались вплотную; энтузиасты загара обтекали на подстилки, переворачиваясь. Парная вода кишела.
Воскресные электрички были упрессованы, будто объявили срочную эвакуацию, тамбуры брались с боя. Москва ринулась вон, на природу, под кусты, на свои и чужие дачи; под каждым лопухом торчала голова, и в глазах маячило извещение: хочу холодного пива.
Продажа пива и лимонада действительно перекрыла рекорды. Главным наслаждением манило глотнуть колющееся свежими пузырьками пойло из холодильника, фирмы сняли с телевидения рекламу прохладительных напитков: и так выпивали все, что течет.
С каким-то даже мазохистским злорадством внимали:
"Метеоцентр сообщает: сегодня в Москве был зафиксирован абсолютный рекорд температуры в этом столетии в отдельных районах столицы термометры показали +36,7°С. На ближайшие сутки ожидается сохранение этой необычной для наших широт жары, после чего она начнет спадать. Падение температуры будет сопровождаться ливневыми дождями и грозами."
Дышать стало трудно. Солнечная сторона улиц вымерла. Плывя в мареве по мягкому асфальту, прохожие бессознательно поводили отставленными руками, стремясь охладиться малейшим движением воздуха по телу.
Июль плыл и плавился, и солнце ломило с белесых небес.
И долгожданные вечера не приносили облегчения и прохлады. Окатив водой полы, спали голыми поверх простынь, растворив окна, и утром вешали влажные постели на балконах, где уже жег руки ядовитый ультрафиолет.
Дождей не было, а поднялось до 38, и это уже запахло стихийным бедствием. Примечательно, что те, чьей жизни непосредственно жара не угрожала, не болело сердце и не подпирало давление, воспринимали происходящее не без любопытства и даже веселого удовлетворения: ох да ни фига себе! ну-ну, и долго так будет? вот да.
Сердечникам было хуже. Под сиреной летала скорая, и десяток свалившихся на улице с тепловым ударом увозился ежедневно.
Вентиляторы настольные, напольные, подвесные и карманные, с сектором автоповорота и без, простые и многорежимные стали обязательной деталью быта; вращение, жужжание, комнатный ветерок вошли в антураж этого лета.
А явно заболевший паранойей градусник показал 39, и его приятель и подельник барометр мертво уперся в великую сушь.
-Ниче-го себе лето!
Полез спрос на автомобильные чехлы, и только белые, отражающие солнце. Оставленная на припеке машина обжигала, сидение кусало сквозь одежду – рвали с места, пусть скорей обдует. Богатые лепили автомобильные кондиционеры, что в странах жарких нормально или даже обязательно.
Кондиционер стал королем рынка электротоваров.
Их ящики выставились в окна фирм, и теплая капель с фасадов кропила прохожих, оставляя неопрятные потеки на тротуарах.
На верхние этажи вода доходила только ночью. Набирали кастрюли и ведра для готовки, наполняли ванну сливать в унитаз, мыться из ковшика над раковиной.
В связи с повышенной пожароопасностью лесов были запрещены выезды на природу, станции и шоссе перекрыли млеющие пикеты ГАИ и ОМОНа. Зыбкий желтоватый смог тлел над столицей.
В этих тропических условиях первым прибег к маркизам (забытое слово маркизет!) Макдональдс. Жалюзи помогали мало и закрывали витрины над витринами простерлись, укрыв их тенью, навесы ткани. И спорые работяги на телескопических автовышках монтировали металлические дуги на солнечные фасады Тверская и весь центр расцветились, как флагами, пестрыми матерчатыми козырьками.
-О черт, да когда ж это кончится ф-фу, Сахара;
Появились объявления: Прачечная временно закрыта по техническим причинам. Баня временно не работает в связи с ремонтом водопровода.
Небывалая засуха поразила Подмосковье. Пересыхание источников привело к обмелению многих водоемов. Уровень воды в Москва-реке понизился до отметки два и семь десятых метра ниже ординара.
При 40 реальную нехватку воды ощутили заводы. Зеркала очистных сооружений и отстойников опускались, оставляя на месте водной глади бурую вонючую тину, под иссушающим зноем превращающуюся в шершавую слоеную пленку.
Караванами поперли многотонные фуры с прицепами воду в пластиковых канистрах из Финляндии и Германии, канистры эти с голубыми наклейками продавались во всех магазинах и ларьках.
А градусник лез, и был создан наконец Городской штаб по борьбе со стихийным бедствием, который возглавил мэр Москвы Юрий Лужков. Жесткий график почасовой подачи воды в жилые кварталы. Советы в газетах: носить только светлое, двигаться медленно, не выходить на солнце, много пить, употреблять холодную пищу, и веселая семейка в телепередаче Семейный час деловито делилась опытом: ка-ак только дают воду муж быстро моет полы, жена шустро простирывает (не занашивать!) белье, дочь резво споласкивает (не жрать жирного в жару!) посуду двадцать минут, потом по очереди скачут в душ, семь минут на человека, вытираться уже в коридоре еще двадцать минут, и еще двадцать минут наполняется ванна на предстоящие сутки: час и все в порядке, все чисты и свежи.
Раньше плана и вообще вне плана вставали предприятия и конторы на коллективный отпуск. Все равно работать считай бросили. Устали. Ждали спада, дождя, прохлады.
И появились голубые автоцистерны-водовозки. Загремели ведра. Активисты из жильцов собирали деньги по графику: машина заказывалась по телефону, фирмы развернулись мигом, возили из Шексны и даже Свири, дороже и престижней была ладожская вода, но очереди на вызов росли, машин не хватало.
И вышла на улицу ветхая старушка с забытым в истории предметом довоенным солнечным зонтиком. Гениально идти и нести над собой тень! Цены прыгнули ажиотажно, крутнулась реклама, контейнеры бамбуковых зонтов с росписью по синтетическому шелку поволокли челноки из Китая.
-Слушайте, это ж уже можно подохнуть! Что делается?! Ничего себе парниковый эффект пошел.
-Ну, не надо драматизировать. Для Ташкента нормальная летняя температура.
Здесь был не Ташкент, и при сорока трех градусах стали жухнуть газоны. Ночами поливальные машины скупо обрызгивали только самый центр. Листва сворачивалась и шуршала сухим жестяным шорохом.
Духота верхних этажей под крышами стала физически труднопереносимой. Городской штаб изучал опыт Юга и изыскивал меры: крыши прогонялись белой, солнцеотражающей, краской эффект! Любая белая краска вдруг стала (еще одно забытое слово) дефицитом граждане самосильно защищались от зноя.
Не модой, но формой одежды сделались шорты. Модой было, напротив, не носить темных очков и настоятельно рекомендуемых головных уборов. Отдельная мода возникла у стриженых мальчиков в спортивных кабриолетах белые пробковые шлемы.
Первыми на ночной график перешли рестораны те, что и были ночными, просто закрывались днем за ненадобностью. С одиннадцати до пяти дня прекратили работу магазины, наверстывая утром и вечером. И очень быстро привычным, потому что естественным, стало пересидеть самую дневную жару дома, отдохнуть, вздремнуть вошла в нормальный обиход сьеста. Замерла дневная жизнь зато закипела настоящая ночная: в сумерки выползал народ на улицы, витрины горели, машины неслись даже приятно и романтично, как отдых в Греции.
На сорока пяти все поняли окончательно, что дело круто не ладно. Ежедневно Время информировало о поисках учеными озоновой дыры и очередном климатическом проекте. Информация была деловито-бодрой, но причины феномена истолкованию не поддавались.
В пожарах дома полыхали, как палатки. Пожарные в касках и брезенте валились в обмороки. Пеногонов не хватало, воды в гидроцентралях не было, телефонные переговоры об аварийном включении не могли не опаздывать. В качестве профилактических мер отключили газ; плакаты заклинали осмотрительно пользоваться электроприборами и тщательно гасить окурки. За окурок на сгоревшем газоне давали два года.
На сорока семи потек асфальт тротуаров и битум с крыш. Под кондиционером дышать можно было, но передвигаться днем по городу опасно: босоножки на пробковой подошве (иная обувь годилась плохо) вязли, а сорваться босиком это ожог, как от печки.
Опустели больницы. В дикой сауне палат выжить не мог и здоровый. Одних забрали родственники, другие забили холодильники моргов.
Ночами экскаваторы еще рыли траншеи кладбищ. Стальные зубья ковша со звоном били в спекшуюся камнем глину.
И перестал удивляться глаз трупам на раскаленных улицах, которые не успел подобрать ночной фургон. Газы бродили в их раздутых и с треском опадающих животах, кожа чернела под белым огнем, и к закату тело превращалось в сухую головешку, даже не издающую зловония.
Но и при пятидесяти город еще жил. По брусчатке старых переулков и песку обугленных аллей проскакивали автомобили, на асфальтовых перекрестках впечатывая глубокие черные колеи и швыряя шмотья из-под спаленных шин. Еще работали кондиционированные электростанции, гоня свет и прохладу деньгам и власти. Прочие зарывались в подвалы, дворницкие, подземные склады: в глубине дышалось.
Еще открывались ночами центральные супермаркеты, зовя сравнительной свежестью и изобилием, а для бедных торговали при фонариках рынки. Дребезжали во мгле автобусы, и пассажиры с мешками хлеба и картошки собирали деньги водителю, когда путь преграждал поставленный на гусеничные ленты джип с ребятками в белых балахонах и пробковых шлемах, небрежно поглаживающих автоматы.
Днем же господствовали две краски: ослепительно белая и безжизненно серая. В прах рассыпался бурьян скверов, хрупкие скелетики голубей белели под памятниками, а в сухом мусоре обнажившегося дна Москва-реки дотлевали останки сожравших их когда-то крыс, не нашедших воды в последнем ручейке.
Дольше жили те, кто собирался большими семьями, сумел организоваться, сообща заботиться о прохладе, воде и пище. Ночами во дворах мужчины бурили ручными воротами скважины, стремясь добраться до водоносных пластов. Рыли туалеты, строили теневые навесы над землянками. По очереди дежурили, охраняя свои скудные колодцы, группами добирались до рынков, всеми способами старались добыть оружие.
Спасительным мнилось метро, не вспомнить когда закрытое; передавали, что там задохнулись без вентиляции; что под вентиляционными колодцами властвуют банды и режутся меж собой; что спецохрана защищает переходы к правительственному городу, стреляя без предупреждения; что убивают за банку воды.
Градусники давно зашкалило за 55, и в живых оставались только самые молодые и выносливые. Телевизоры скисли давно, не выдержав режима, но держались еще древние проводные репродукторы, передавая сообщения о подземных стационарах, где налаживается нормальная, жизнь, о завтрашнем спаде температуры и легкую музыку по заявкам слушателей.
Свет и огонь рушились с пустых небес, некому уже было ремонтировать выгнутые рельсы подъездных путей и севший бетон посадочных полос, и настала ночь, когда ни один самолет не приземлился на московских аэродромах, и ни один поезд не подошел к перрону.
Последним держался супермаркет на Новом Арбате, опора новых русских, но подвоз прекратился, замер и он, и ни один автомобиль не нарушил ночной тишины.
С остановкой последней электростанции умолк телефон, прекратилось пустое гудение репродуктора, оборвали хрип сдохшие кондиционеры.
Днем город звенел: это трескались и осыпались стекла из рассохшихся перекошенных рам, жар высушивал раскрытые внутренности домов, постреливала расходящаяся мебель, щелкали лопающиеся обои, с шорохом оседая на отслоенные пузыри линолеума. Крошкой стекала с фасадов штукатурка.
Температура повышалась. Слепящее солнце пустыни било над белыми саркофагами и черными памятниками города, над рухнувшей эспланадой кинотеатра Россия, над осевшими оплавленными машинами, над красной зубчаткой Кремля, легшими на Тверской фонарными столбами, зияющими вокзалами..
- Ну и жара сегодня. Обещали днем тридцать два.
- Ф-фух, с ума сойти!
Хотя с ума, разумеется, никто не сходил. Дома отдыхали в трусах, дважды лазая под душ.
Так прошел день, и другой, и столбик термометра уперся в 33. Ветра не было, и в прокаленном воздухе стояли городские испарения. Одежда пропотевала и светлый ворот пачкался раньше, чем добирался от дома до работы. Расторопная московская рысь сменялась неспешной южной перевалочкой: иначе уже в прохладном помещении с тебя продолжал лить пот, сорочки и блузки размокали, и узоры бюстгальтеров проявлялись на всеобщее обозрение откровенно не носившие их цирцеи сутулились, отлепляя тонкую ткань от груди, исключительно из соображений вентиляции.
По прогнозам жаре уже полагалось спасть, но к очередному полудню прогрев достиг 34. Это уже случалось в редкий год. Скандальный Московский комсомолец выдавал хронику сердечных приступов в транспорте и на улицах, и в метро врубили наконец полную вентиляцию, не работавшую из экономии энергии лет пять. Ошалевшие граждане в гремящих вагонах наслаждались прохладными потоками.
Суббота выдала 35, и на пляжах было не протолкнуться. Песок жег ступни: перебегали, поухивая. В тени жались вплотную; энтузиасты загара обтекали на подстилки, переворачиваясь. Парная вода кишела.
Воскресные электрички были упрессованы, будто объявили срочную эвакуацию, тамбуры брались с боя. Москва ринулась вон, на природу, под кусты, на свои и чужие дачи; под каждым лопухом торчала голова, и в глазах маячило извещение: хочу холодного пива.
Продажа пива и лимонада действительно перекрыла рекорды. Главным наслаждением манило глотнуть колющееся свежими пузырьками пойло из холодильника, фирмы сняли с телевидения рекламу прохладительных напитков: и так выпивали все, что течет.
С каким-то даже мазохистским злорадством внимали:
"Метеоцентр сообщает: сегодня в Москве был зафиксирован абсолютный рекорд температуры в этом столетии в отдельных районах столицы термометры показали +36,7°С. На ближайшие сутки ожидается сохранение этой необычной для наших широт жары, после чего она начнет спадать. Падение температуры будет сопровождаться ливневыми дождями и грозами."
Дышать стало трудно. Солнечная сторона улиц вымерла. Плывя в мареве по мягкому асфальту, прохожие бессознательно поводили отставленными руками, стремясь охладиться малейшим движением воздуха по телу.
Июль плыл и плавился, и солнце ломило с белесых небес.
И долгожданные вечера не приносили облегчения и прохлады. Окатив водой полы, спали голыми поверх простынь, растворив окна, и утром вешали влажные постели на балконах, где уже жег руки ядовитый ультрафиолет.
Дождей не было, а поднялось до 38, и это уже запахло стихийным бедствием. Примечательно, что те, чьей жизни непосредственно жара не угрожала, не болело сердце и не подпирало давление, воспринимали происходящее не без любопытства и даже веселого удовлетворения: ох да ни фига себе! ну-ну, и долго так будет? вот да.
Сердечникам было хуже. Под сиреной летала скорая, и десяток свалившихся на улице с тепловым ударом увозился ежедневно.
Вентиляторы настольные, напольные, подвесные и карманные, с сектором автоповорота и без, простые и многорежимные стали обязательной деталью быта; вращение, жужжание, комнатный ветерок вошли в антураж этого лета.
А явно заболевший паранойей градусник показал 39, и его приятель и подельник барометр мертво уперся в великую сушь.
-Ниче-го себе лето!
Полез спрос на автомобильные чехлы, и только белые, отражающие солнце. Оставленная на припеке машина обжигала, сидение кусало сквозь одежду – рвали с места, пусть скорей обдует. Богатые лепили автомобильные кондиционеры, что в странах жарких нормально или даже обязательно.
Кондиционер стал королем рынка электротоваров.
Их ящики выставились в окна фирм, и теплая капель с фасадов кропила прохожих, оставляя неопрятные потеки на тротуарах.
На верхние этажи вода доходила только ночью. Набирали кастрюли и ведра для готовки, наполняли ванну сливать в унитаз, мыться из ковшика над раковиной.
В связи с повышенной пожароопасностью лесов были запрещены выезды на природу, станции и шоссе перекрыли млеющие пикеты ГАИ и ОМОНа. Зыбкий желтоватый смог тлел над столицей.
В этих тропических условиях первым прибег к маркизам (забытое слово маркизет!) Макдональдс. Жалюзи помогали мало и закрывали витрины над витринами простерлись, укрыв их тенью, навесы ткани. И спорые работяги на телескопических автовышках монтировали металлические дуги на солнечные фасады Тверская и весь центр расцветились, как флагами, пестрыми матерчатыми козырьками.
-О черт, да когда ж это кончится ф-фу, Сахара;
Появились объявления: Прачечная временно закрыта по техническим причинам. Баня временно не работает в связи с ремонтом водопровода.
Небывалая засуха поразила Подмосковье. Пересыхание источников привело к обмелению многих водоемов. Уровень воды в Москва-реке понизился до отметки два и семь десятых метра ниже ординара.
При 40 реальную нехватку воды ощутили заводы. Зеркала очистных сооружений и отстойников опускались, оставляя на месте водной глади бурую вонючую тину, под иссушающим зноем превращающуюся в шершавую слоеную пленку.
Караванами поперли многотонные фуры с прицепами воду в пластиковых канистрах из Финляндии и Германии, канистры эти с голубыми наклейками продавались во всех магазинах и ларьках.
А градусник лез, и был создан наконец Городской штаб по борьбе со стихийным бедствием, который возглавил мэр Москвы Юрий Лужков. Жесткий график почасовой подачи воды в жилые кварталы. Советы в газетах: носить только светлое, двигаться медленно, не выходить на солнце, много пить, употреблять холодную пищу, и веселая семейка в телепередаче Семейный час деловито делилась опытом: ка-ак только дают воду муж быстро моет полы, жена шустро простирывает (не занашивать!) белье, дочь резво споласкивает (не жрать жирного в жару!) посуду двадцать минут, потом по очереди скачут в душ, семь минут на человека, вытираться уже в коридоре еще двадцать минут, и еще двадцать минут наполняется ванна на предстоящие сутки: час и все в порядке, все чисты и свежи.
Раньше плана и вообще вне плана вставали предприятия и конторы на коллективный отпуск. Все равно работать считай бросили. Устали. Ждали спада, дождя, прохлады.
И появились голубые автоцистерны-водовозки. Загремели ведра. Активисты из жильцов собирали деньги по графику: машина заказывалась по телефону, фирмы развернулись мигом, возили из Шексны и даже Свири, дороже и престижней была ладожская вода, но очереди на вызов росли, машин не хватало.
И вышла на улицу ветхая старушка с забытым в истории предметом довоенным солнечным зонтиком. Гениально идти и нести над собой тень! Цены прыгнули ажиотажно, крутнулась реклама, контейнеры бамбуковых зонтов с росписью по синтетическому шелку поволокли челноки из Китая.
-Слушайте, это ж уже можно подохнуть! Что делается?! Ничего себе парниковый эффект пошел.
-Ну, не надо драматизировать. Для Ташкента нормальная летняя температура.
Здесь был не Ташкент, и при сорока трех градусах стали жухнуть газоны. Ночами поливальные машины скупо обрызгивали только самый центр. Листва сворачивалась и шуршала сухим жестяным шорохом.
Духота верхних этажей под крышами стала физически труднопереносимой. Городской штаб изучал опыт Юга и изыскивал меры: крыши прогонялись белой, солнцеотражающей, краской эффект! Любая белая краска вдруг стала (еще одно забытое слово) дефицитом граждане самосильно защищались от зноя.
Не модой, но формой одежды сделались шорты. Модой было, напротив, не носить темных очков и настоятельно рекомендуемых головных уборов. Отдельная мода возникла у стриженых мальчиков в спортивных кабриолетах белые пробковые шлемы.
Первыми на ночной график перешли рестораны те, что и были ночными, просто закрывались днем за ненадобностью. С одиннадцати до пяти дня прекратили работу магазины, наверстывая утром и вечером. И очень быстро привычным, потому что естественным, стало пересидеть самую дневную жару дома, отдохнуть, вздремнуть вошла в нормальный обиход сьеста. Замерла дневная жизнь зато закипела настоящая ночная: в сумерки выползал народ на улицы, витрины горели, машины неслись даже приятно и романтично, как отдых в Греции.
На сорока пяти все поняли окончательно, что дело круто не ладно. Ежедневно Время информировало о поисках учеными озоновой дыры и очередном климатическом проекте. Информация была деловито-бодрой, но причины феномена истолкованию не поддавались.
В пожарах дома полыхали, как палатки. Пожарные в касках и брезенте валились в обмороки. Пеногонов не хватало, воды в гидроцентралях не было, телефонные переговоры об аварийном включении не могли не опаздывать. В качестве профилактических мер отключили газ; плакаты заклинали осмотрительно пользоваться электроприборами и тщательно гасить окурки. За окурок на сгоревшем газоне давали два года.
На сорока семи потек асфальт тротуаров и битум с крыш. Под кондиционером дышать можно было, но передвигаться днем по городу опасно: босоножки на пробковой подошве (иная обувь годилась плохо) вязли, а сорваться босиком это ожог, как от печки.
Опустели больницы. В дикой сауне палат выжить не мог и здоровый. Одних забрали родственники, другие забили холодильники моргов.
Ночами экскаваторы еще рыли траншеи кладбищ. Стальные зубья ковша со звоном били в спекшуюся камнем глину.
И перестал удивляться глаз трупам на раскаленных улицах, которые не успел подобрать ночной фургон. Газы бродили в их раздутых и с треском опадающих животах, кожа чернела под белым огнем, и к закату тело превращалось в сухую головешку, даже не издающую зловония.
Но и при пятидесяти город еще жил. По брусчатке старых переулков и песку обугленных аллей проскакивали автомобили, на асфальтовых перекрестках впечатывая глубокие черные колеи и швыряя шмотья из-под спаленных шин. Еще работали кондиционированные электростанции, гоня свет и прохладу деньгам и власти. Прочие зарывались в подвалы, дворницкие, подземные склады: в глубине дышалось.
Еще открывались ночами центральные супермаркеты, зовя сравнительной свежестью и изобилием, а для бедных торговали при фонариках рынки. Дребезжали во мгле автобусы, и пассажиры с мешками хлеба и картошки собирали деньги водителю, когда путь преграждал поставленный на гусеничные ленты джип с ребятками в белых балахонах и пробковых шлемах, небрежно поглаживающих автоматы.
Днем же господствовали две краски: ослепительно белая и безжизненно серая. В прах рассыпался бурьян скверов, хрупкие скелетики голубей белели под памятниками, а в сухом мусоре обнажившегося дна Москва-реки дотлевали останки сожравших их когда-то крыс, не нашедших воды в последнем ручейке.
Дольше жили те, кто собирался большими семьями, сумел организоваться, сообща заботиться о прохладе, воде и пище. Ночами во дворах мужчины бурили ручными воротами скважины, стремясь добраться до водоносных пластов. Рыли туалеты, строили теневые навесы над землянками. По очереди дежурили, охраняя свои скудные колодцы, группами добирались до рынков, всеми способами старались добыть оружие.
Спасительным мнилось метро, не вспомнить когда закрытое; передавали, что там задохнулись без вентиляции; что под вентиляционными колодцами властвуют банды и режутся меж собой; что спецохрана защищает переходы к правительственному городу, стреляя без предупреждения; что убивают за банку воды.
Градусники давно зашкалило за 55, и в живых оставались только самые молодые и выносливые. Телевизоры скисли давно, не выдержав режима, но держались еще древние проводные репродукторы, передавая сообщения о подземных стационарах, где налаживается нормальная, жизнь, о завтрашнем спаде температуры и легкую музыку по заявкам слушателей.
Свет и огонь рушились с пустых небес, некому уже было ремонтировать выгнутые рельсы подъездных путей и севший бетон посадочных полос, и настала ночь, когда ни один самолет не приземлился на московских аэродромах, и ни один поезд не подошел к перрону.
Последним держался супермаркет на Новом Арбате, опора новых русских, но подвоз прекратился, замер и он, и ни один автомобиль не нарушил ночной тишины.
С остановкой последней электростанции умолк телефон, прекратилось пустое гудение репродуктора, оборвали хрип сдохшие кондиционеры.
Днем город звенел: это трескались и осыпались стекла из рассохшихся перекошенных рам, жар высушивал раскрытые внутренности домов, постреливала расходящаяся мебель, щелкали лопающиеся обои, с шорохом оседая на отслоенные пузыри линолеума. Крошкой стекала с фасадов штукатурка.
Температура повышалась. Слепящее солнце пустыни било над белыми саркофагами и черными памятниками города, над рухнувшей эспланадой кинотеатра Россия, над осевшими оплавленными машинами, над красной зубчаткой Кремля, легшими на Тверской фонарными столбами, зияющими вокзалами..
Сейчас я расскажу о Вайомингском инциденте.
Вайомингский инцидент — взлом телесети в штате Вайоминг, произошедший 22 ноября 1987 года. Во время показа телепередачи «Doctor Who» в 23:15 эфир внезапно прервался и в эфире появился ролик продолжительностью 6 минут, на первый взгляд абсолютно бессмысленного содержания. На экране появлялись стилизованные проекции человеческих голов с разными эмоциями, сообщение «333-333-333 We Present A SPECIAL PRESENTATION», а так же различные текстовые заставки, типа «Почему ты ненавидишь?», «Ты болен», «Ты можешь потерять всё» и т. д. Через 6 минут после взлома эфир продолжился, что странно с той же фотографии что и в начале показа.
В ту же ночь, практически сразу после эфира в местные поликлиники обратилось сразу несколько десятков человек с жалобами на сильную головную боль, на беспричинный страх, на тошноту, головокружения и галлюцинации. Расследование инцидента так ничего и не дало, и хакер, взломавший сигнал, так и не был найден.
Подробное исследование ролика показало, что в звуковой дорожке содержались модуляции очень низких частот (16-19 Гц), которые практически не воспринимаются человеческим ухом, но зато сильно влияют на психику, создавая чувство страха, неуверенности, угнетения и ощущения, будто кто-то стоит сзади. Это, вкупе с видеорядом с периодически проскакивавшими сообщениями гипнотизирующе-угнетающего характера и создавало тяжелое угнетающее воздействие на разум. Впрочем, бытовая аппаратура не воспроизводит частоты ниже 20 герц за ненадобностью, так что воздействие инфразвука через обычные телевизоры неправдоподобно.
Наиболее близким аналогом «Вайомингского инцидента» считается видео из фильма «Звонок», где основная сюжетная линия выстроена именно вокруг этого ролика, после просмотра которого человека вскоре настигала смерть. В том видео также показывались какие-то на первый взгляд бессмысленные картины, которые в целом также действовали весьма угнетающе.
На русском
Но по настоящему:
Куда более приближённым к реальности кажется этот ролик, также прерывающий показ сериала «Доктор Кто». Обращает на себя внимание качество изображения — у ролика с бошками оно для 1987-го неправдоподобно высокое, даже с учётом возможной реставрации. Наконец, его содержание полностью совпадает с тем, что описано по ссылке на Педивикию выше: на экране, на фоне крутящегося гофрированного листа железа, ВНЕЗАПНО появляется мужик в маске, немного напоминающий Фантомаса, и начинает нести всякую хуйню, перемежаемую хихиканьем, а затем снимает штаны, и какая-то тётка бьёт его мухобойкой по голой жопе. Весь этот паноптикум длится полторы минуты, чего, в принципе, достаточно, чтобы осуществить «угон» сигнала и съебаться, пока реальные сотрудники телестудии не сообразили, что к чему. Кроме того, все звуки в ролике с бошками хорошо различимы, тогда как в ролике Макса Хедрума электронных хрипов столько, что из-за них голос мужика временами невозможно разобрать. Вполне объяснимо слиянием двух сигналов.
К слову, инцидентов Макса Хедрума было ДВА: за два часа до этого на другом телеканале новости спорта были прерваны тем же мужиком на фоне того же гофрированного листа. В том эпизоде он вообще ничего не говорил, а просто дёргался перед экраном в течение 20 секунд, после чего исчез, и по ящику вновь пошли спортивные новости. Очевидно, вторжение Макса не прошло незамеченным и для самой телестудии — охуевший комментатор сразу после возобновления сигнала задался вопросом: а шо это было? Кстати, по официальной версии, установить, кто же именно скрывался под личиной «Макса Хедрума» и как он осуществил «угон» сигнала, не удалось до сих пор.
Видосы с Максом;во время доктора кто
Во время спорт.новостей.
Вайомингский инцидент — взлом телесети в штате Вайоминг, произошедший 22 ноября 1987 года. Во время показа телепередачи «Doctor Who» в 23:15 эфир внезапно прервался и в эфире появился ролик продолжительностью 6 минут, на первый взгляд абсолютно бессмысленного содержания. На экране появлялись стилизованные проекции человеческих голов с разными эмоциями, сообщение «333-333-333 We Present A SPECIAL PRESENTATION», а так же различные текстовые заставки, типа «Почему ты ненавидишь?», «Ты болен», «Ты можешь потерять всё» и т. д. Через 6 минут после взлома эфир продолжился, что странно с той же фотографии что и в начале показа.
В ту же ночь, практически сразу после эфира в местные поликлиники обратилось сразу несколько десятков человек с жалобами на сильную головную боль, на беспричинный страх, на тошноту, головокружения и галлюцинации. Расследование инцидента так ничего и не дало, и хакер, взломавший сигнал, так и не был найден.
Подробное исследование ролика показало, что в звуковой дорожке содержались модуляции очень низких частот (16-19 Гц), которые практически не воспринимаются человеческим ухом, но зато сильно влияют на психику, создавая чувство страха, неуверенности, угнетения и ощущения, будто кто-то стоит сзади. Это, вкупе с видеорядом с периодически проскакивавшими сообщениями гипнотизирующе-угнетающего характера и создавало тяжелое угнетающее воздействие на разум. Впрочем, бытовая аппаратура не воспроизводит частоты ниже 20 герц за ненадобностью, так что воздействие инфразвука через обычные телевизоры неправдоподобно.
Наиболее близким аналогом «Вайомингского инцидента» считается видео из фильма «Звонок», где основная сюжетная линия выстроена именно вокруг этого ролика, после просмотра которого человека вскоре настигала смерть. В том видео также показывались какие-то на первый взгляд бессмысленные картины, которые в целом также действовали весьма угнетающе.
На русском
Но по настоящему:
Куда более приближённым к реальности кажется этот ролик, также прерывающий показ сериала «Доктор Кто». Обращает на себя внимание качество изображения — у ролика с бошками оно для 1987-го неправдоподобно высокое, даже с учётом возможной реставрации. Наконец, его содержание полностью совпадает с тем, что описано по ссылке на Педивикию выше: на экране, на фоне крутящегося гофрированного листа железа, ВНЕЗАПНО появляется мужик в маске, немного напоминающий Фантомаса, и начинает нести всякую хуйню, перемежаемую хихиканьем, а затем снимает штаны, и какая-то тётка бьёт его мухобойкой по голой жопе. Весь этот паноптикум длится полторы минуты, чего, в принципе, достаточно, чтобы осуществить «угон» сигнала и съебаться, пока реальные сотрудники телестудии не сообразили, что к чему. Кроме того, все звуки в ролике с бошками хорошо различимы, тогда как в ролике Макса Хедрума электронных хрипов столько, что из-за них голос мужика временами невозможно разобрать. Вполне объяснимо слиянием двух сигналов.
К слову, инцидентов Макса Хедрума было ДВА: за два часа до этого на другом телеканале новости спорта были прерваны тем же мужиком на фоне того же гофрированного листа. В том эпизоде он вообще ничего не говорил, а просто дёргался перед экраном в течение 20 секунд, после чего исчез, и по ящику вновь пошли спортивные новости. Очевидно, вторжение Макса не прошло незамеченным и для самой телестудии — охуевший комментатор сразу после возобновления сигнала задался вопросом: а шо это было? Кстати, по официальной версии, установить, кто же именно скрывался под личиной «Макса Хедрума» и как он осуществил «угон» сигнала, не удалось до сих пор.
Видосы с Максом;во время доктора кто
Во время спорт.новостей.
Здесь мы собираем самые интересные картинки, арты, комиксы, мемасики по теме tl (+37 постов - tl)
Собираем на сервера
В этом месяце собрано $411.94 из $1360.00.
Наши любимые теги
Габитал
Комиксы
Hyung
nsfwartist
Karasu_Chan1204
nsfwartist
limart
nsfwAnime Artist
vlad_o_chka_
nsfwPorn Model
Banjabu
nsfwartist
Топ комментов
А бывает, комменты лучше постов. Смотрим топ тредов и вникаем!