Кошмарные попутчики
Я задержался в Туле, но опоздать я не хотел, поэтому вместо привычной маршрутки до юга Москвы выбрал электричку.
Был ноябрьский вечер, причем будничный. И народу в вагоне было на удивление мало. Я сел в восьмой вагон, на одну из свободных скамеек, ближе к окну. Лицом в сторону движения. До Москвы из Тулы ехать примерно три с половиной часа, мне до этого приходилось кататься на такой электричке. Я уже не маленький мальчик, поэтому насчёт длинного пути не расстраивался, воткнул наушники и закутавшись в куртку начал дремать. Мерный стук колёс, тёплый свет. Вечереющая Россия за окном и мягкие мелодии медленно убаюкивали меня.
Альбом, что я включил и слушал, состоит из 10 песен в среднем по четыре минуты. Когда я почувствовал «это», шла восьмая песня. В полудреме я узнал песню и приоткрыл глаза. Свет из тускловато-желтого стал белым, как у ламп дневного света. Я не придал этому значения и лишь поёжился холодку, который забирался за шиворот. Я, как и прежде, сидел один на своей лавке, попутчиков было немного, и я обратил внимание, что не все из них были со мной с отправления — часть «туляков», что сели со мной, куда-то ушла. Новые попутчики, казалось, не придавали необычной пустоте вагона никакого значения. Я поковырялся в плеере и поставил в список воспроизведения следующий альбом. Он в целом длится минут пятьдесят. Вновь укутавшись и расслабившись, я попытался задремать. Дальше, периодически просыпаясь, я замечал, как из вагона в тамбур уходят испуганные «туляки». Несколько раз меня будил шум хлопающих дверей, и я замечал обеспокоенные лица моих «оригинальных» попутчиков, убегающих в соседний вагон. Но музыка играла, куртка грела, и я вновь впадал в сладкую дрёму, пока на окончании последней песни второго альбома, через полтора часа после посадки в электричку, я не проснулся. Причём, как ни банально, резко. Дремота и зыбкость восприятия исчезли в секунду. Я поёжился, продираемый сильным холодом. За окном было темно. Свет, не греющий, а такой же холодный, как и сквозняк в вагоне, освещал вагон хорошо. И только теперь, по-цыплячьи вытянув шею, я осмотрелся вокруг.
Первое, что я заметил: в вагоне ни одного оригинального попутчика, что сели со мной в Туле. Лишь пришлые. Я легко их отличил, потому что туляки были одеты, как подобает жителям крупного самодостаточного областного центра. Окружающие попутчики сели явно на промежуточных остановках. И мужчины, и женщины были одеты в тёмных цветов одежды без каких-либо лейблов или опознавательных знаков абсолютно. Второе: все они улыбались. Неестественно, не как обычные люди. Улыбка была странной, необычной. Ни такая, как после хорошей шутки или после тёплых воспоминаний где-то в уме. Нет. Даже не хитрая ухмылка. Создавалось впечатление, будто весь вагон (я насчитал 11 человек) решил улыбаться без всякой причины. Они просто корчили улыбающиеся лица. Я поёжился, выключил плеер и несколько минут вглядывался в окно. Глухой лес — хотя периодически на такой оживленной линии должны встречаться селения. Я вглядывался на протяжении десяти минут. Ничего. Лес. Глухой. А когда была последняя остановка? Я не мог вспомнить, когда мы останавливались в последний раз, и уж тем более — когда вошли все те люди, с которыми я сидел в этом вагоне.
Белый свет неприятно резал глаза. Я вытер выступившие слёзы, обернулся и понял, что сижу не один: напротив меня на краю противоположной скамьи сидел парень и улыбался. Всё бы ничего, но смотрел он прямо мне в глаза. Мне сперва, как скептику, показалось, что это очередной сельский «бык», которому захотелось попугать городского. Я громко хмыкнул и, расправившись на скамье, воззрился на него в ответ. Но это не сработало, и очень скоро я ежился от страха. Парень не реагировал на меня. Он так же, не мигая, улыбался и смотрел. Я хмыкал, грозно морщил брови, подмигивал, но это не работало. Вообще. Он смотрел и улыбался. Я спросил: «Что надо?». Парень молча смотрел на меня. Я поднял голову и заметил, что все, кто был в вагоне, стягиваются к нам. Ко мне. Толпа попутчиков в тёмном собиралась ближе. Причём их перемещений я не видел. Отвлекаясь на смотрящего в упор парня, я не успевал заметить движения. Вот женщина в очках за три ряда позади меня... а вот за два ряда... а теперь за один. Я испугался и вновь смахнул набежавшие из-за яркого света слёзы. Стряхнув влагу с глаз, я огляделся и вскрикнул. Вокруг нас сидели ВСЕ «тёмные» пассажиры. А парень... парень улыбался сильнее. Я видел его зубы, и мне они не понравились. Я дрожал. Это были острые клыки — причём все его зубы были клыками. Они составляли идеальный прикус — один клык на один. Вокруг сидели остальные — я почему-то подумал, что они все заодно.
Вдруг в дверь впереди, громко свистя в свисток, вошёл контролёр. Попутчики резко обернулись и, как мне показалось, сузили глаза. Контроллёр крикнул: «Сюда, парень, ты, в красной куртке — да вставай уже и беги сюда!». Я, не раздумывая, побежал к нему. Он стоял в тамбуре, придерживая дверь. Свет слепил глаза, но я почти наощупь добежал до тамбура. Оббежав его, я ужаснулся: вся компания стояла позади скользящих дверей, а парень уже не улыбался. Он зло шевелил челюстью, будто грызя самого себя за зубы. Компания позади него, казалось, жутко злилась — их брови искривились, а губы сжались в ненавистном оскале. Контролёр снова дёрнул меня и втащил в переход между вагонами. Когда я попал туда, мне внезапно поплохело, голова закружилась, а на виски начало давить.
«Всё в порядке, успокойся. На вот, воды выпей», — поднимая меня с пола, сказал мой спаситель. Я осмотрелся — я уже был в другом вагоне. Рядом стояло несколько курильщиков, они удивленно смотрели на меня, поднимающегося с пола. Контроллёр вручил мне бутылку воды и велел идти за ним. Я, радуясь спасению непонятно от чего, шёл по вагонам следом за ним. Обычные люди, кое-где толкучка, блики деревень и крупных городов за окнами, тёплый жёлтый свет... Дойдя до головы поезда, мы прошли в небольшую комнату, в которой контролёр мне попытался всё разъяснить.
«Ты сам-то как? А то, бывает, те, кого успеваем вытащить, того... умом трогаются. Нормально скажи хоть что-то!.. Вопросы, всегда вопросы... А вот и чай, выпей. Я на этой линии уже пять лет, и раз в полгода кого-то затягивает — чаще всего тех, кто засыпает и не обращает внимания на вагон и на всё вокруг. Обычно-то люди сами понимают, что дело другой оборот принимает... Не знаю я, почему именно, парень! Просто так бывает. Я, когда пришёл сюда, тоже думал, что надо мной подшучивают, а потом сам наткнулся — иду по поезду и вдруг вагон какой-то... не такой. Тогда меня самого чуть не затянуло. А чёрт его знает, как спасся... Потом вроде получалось спасти таких, как ты, забытых. Умные-то сами в другой вагон уходят, как увидят этих попутчиков... Да не видно, когда они появляются! И вагон этот — странная история с ним. Вроде есть, а вроде и нет. Как из ниоткуда. Лишний восьмой. А потом пропадает с такими, как ты, внутри. В прошлом году я не успел. Сидел молодой парень, как ты, за ноутбуком. Работал, что ли... Не заметил, как окружили. Ты-то ещё цел оказался. А он на одной скамье с этим, что зубы скалит. Прямо в толпе. Я и крикнуть не успел, как всё исчезло вместе с парнем и этими людьми. И вагон обычный стал — без этого света, пассажиры, селения за окнами, а не лес. Спрашивай не спрашивай — не знаю, что это. Ты, главное, парень, шум не поднимай, нам и без шума хлопот хватает. Сейчас они чаще появляются».
Примерно так звучал полумонолог контроллёра. Я выслушал, но больше ответов не получил, да и сам он немного знал. Выходит, что где-то на путях в поезд вклинивается лишний вагон с попутчиками, причём появляются они не сразу, а медленно, словно из ниоткуда. Постепенно большая часть людей со страхом сбегает в соседние, пока в вагоне не остаются новые попутчики и жертва — а затем щёлк, и нет вагона. Вместе с жертвой.
Я был изрядно напуган, но прошло время, и я начал искать ответы на вопросы. В свободные дни я регулярно в одно и тоже время начал ездить на электричке по этому пути — туда и обратно. А позже, когда зародились первые подозрения — уже в любое время, на всех рейсах.
А теперь читай внимательно — НИКОГДА НЕ СПИ В ЭЛЕКТРИЧКАХ. Никогда не отвлекайся ни на что. И если свет стал бледно-белым, если за окнами густой лес, беги из вагона. Уходи, если рядом с тобой сел улыбающийся незнакомец. Уходи туда, где люди. Они делают так каждый раз. Каждый раз. Контролер ошибается — такое случается КАЖДЫЙ РЕЙС. Часто они остаются ни с чем. Но они выходят на охоту всегда. Всегда. Когда-нибудь ты почувствуешь неладное, взглянув на сидящую рядом с тобой странно улыбающуюся женщину. Прошу тебя, убегая из вагона, захвати с собой тех, кто не замечает, спаси их.
Я встречаюсь с ними почти всегда. Иногда я вывожу кого-нибудь под случайным предлогом, иногда мне приходится силой вытаскивать тех, кто не видит происходящего, а иногда я не успеваю. Но я устал — я пробовал предпринять что-нибудь, но ничего не работает. Если стрелять в них, всё мигает, а вагон становится обычным. Очень сложно объяснить, почему ты стоишь в тамбуре с дымящимся пистолетом в руке. Молитвы не работают, святая вода тоже. Я устал кататься туда-сюда, стараясь понять, что это. Пропавшие люди — их просто не находят нигде. Я пробовал фотографировать вагон, но на фото он обычный. Я пробовал заговорить с ними, но они лишь улыбаются. Я пробовал ждать, следить за ними, но сладкая дремота, несмотря на литры кофе, чуть не убила меня. Я снова оказался в ситуации, подобной первому разу. Но в этот раз я сам успел сбежать, прежде чем они пересели поближе.
Я не могу продолжать. У меня есть работа, должна быть личная жизнь, а я трачу свободное время, катаясь из Тулы в Москву и обратно. Я перерыл всю историю и вагонов, и линии, и мест, и пассажиров — ничего! Пусто. Ни намёка. Я просто не знаю, что это, кто они. И я сдаюсь — я пишу это, чтобы ты, конкретно ты, смог что-то сделать. Я устал. Не знаю, происходит ли это на других линиях. Но самое страшное, что недавно у них появилось пополнение: у одной из попутчиц я увидел на руках годовалого ребёнка. Он ещё только учится улыбаться.
