Коровий смузи

Сир Бенджамин фон Бауэр вместе с оруженосцем остановились посреди дороги и некоторое время наблюдали за суетящимися крестьянами.Те сперва даже не заметили рыцаря со спутником, пока Стежка, запасная лошадь сира Бенджамина, не всхрапнула. Тогда крестьяне окинули путников равнодушными взглядами и продолжили заниматься делом.

— Барт, мне, конечно, абсолютно все равно, — проговорил сир Бенджамин, почесывая бороду, — но что, черт возьми, они делают?

Занятие крестьян действительно было нетривиальным. Один мужик, в длинном кожаном фартуке и грязной белой (когда-то) льняной рубахе ловко орудовал длинным ножом, отсекая от висящей на дереве туши барана куски мяса и бросая их в большую бадью. Другой мужчина, пониже и покрепче, в таком же фартуке, но на голый торс, проделывал похожую процедуру с коровьей тушей.

Дебелая пухлощекая крестьянка с поросшими жестким черным волосом руками ловко сваливала содержимое бадьи в огромную дубовую бочку. А парнишка лет пятнадцати, натужно пыхтя, ворошил содержимое бочки веслом.

— Понятия не имею, милорд, — отозвался оруженосец. — Сейчас спрошу.

Бартоломео подъехал поближе к крестьянам и, пнув паренька с веслом носком сапога, рявкнул:

— А ну, шапки долой, песье отродье! На вас его благородие сир Бенджамин фон Бауэр смотрит! Победитель Турнира Трех Кабанов и Белой Розы! А вы стоите и в ус не дуете!

Мальчишка всхлипнул, и, бросив весло, повалился на землю. Мужики переглянулись, подумали несколько секунд, затем одновременно вздохнули и, стянув шапки, степенно поклонились. Крестьянка тем временем спряталась за дерево, откуда выглядывала с боязливым любопытством.

— Ты! — оруженосец ткнул пальцем в латной перчатке в сторону крестьянина в белой рубашке. — Отвечай правду, иначе я срублю твою лживую голову. Что вы делаете?

Мужик выпрямился и с затаенным нахальством в глазах ответил.

— Дык, этось… Его Сиятельство приказание дали. Этот… как его… сумузю ему готовим. Питье, значится, такое.

— Чего? — удивился Барт. — Какую еще сумузю? За дурака меня держишь? Насмехаешься?! Я сейчас тебя! Ух, зарублю!

На лице мужика промелькнул испуг.

— Чистую правду говорю, ваше благородие, не извольте гневаться. Приказ нового барина.

— Нового? — удивился подъехавший поближе сир Бенджамин. — Разве граф Голштинский преставился?

— Не далече как вчерась, ваше благородие, — ответил мужик, почему-то понизив голос.

— Какова же причина его столь скоропостижной кончины?

— Отчего помер? — торопливо перевел оруженосец.

У крестьянина забегали глаза. Рыцарь и оруженосец терпеливо ждали, пока он, мыча и крякая, все же найдет в себе силы ответить.

— Ну дык… Это… Новый граф… Ну… его тогось… Ну вроде как… Съел…

Сказав последнее слово, крестьянин присел на корточки и закрыл голову руками. Баба, до той поры с любопытством разглядывающая конников из-за дерева, взвыла и бросилась наутек. Никто не обратил на нее внимания.

— Что значит, «съел»? — спустя некоторое время, заполненное неловким молчанием, спросил рыцарь.

Первый крестьянин не ответил, зато в разговор вступил второй, в фартуке на голое тело. Степенно огладив бороду, он поклонился еще раз, после чего произнес:

— Не извольте гневаться, ваше благородие, дайте слово молвить.

— Говори, — милостиво разрешил рыцарь.

Мужик поклонился в третий раз, и лишь затем продолжил.

— Вчерась, вскоре опосля обеду, затмила солнце красное тень черная. Налетел ветер буйный, да не тучи нагнал — беду-лихо горькую принес, чудище заморское. Змей крылатый пролетел над полями, над деревнею, да в замок господский приземлился. Что там было — не ведаю, да только староста поутру нам поведал, что тот змей графа нашего победил, да себя велел Его Сиятельством называть. И питие велел подать заморское, чудно прозываемое. Для того пития надобно тушу коровью да тушу баранью в бочку покромсать, да чтобы без костей, да пять ведер молока вылить, да все перемешать дюже. Ну мы пороптали немного — кому ж охота под Змеищем поганым ходить? Да деваться некуда, пошли наказ выполнять. Наше дело крестьянское — работу работать да дело делать, а ваше дело барское — нами править да с супостатами бороться. Я, глупый мужик, так разумею.

Сир Бенджамин хмыкнул.

— Гладко больно ты для мужика говоришь? Ученый, небось?

— Шутить изволите, ваше благородие. Крестьянский сын я, неграмотный.

— Ладно, — махнул рукой рыцарь. — Где, говоришь, этот дракон засел? Неужто в замке?

— Прямо в замке, ваше благородие, — закивал мужик. — Вот по этой дороге ежели идти — прямо в замок и придете.

Рыцарь хмыкнул и, повернув коня, отправился в указанном направлении. Оруженосец, немного погодя, последовал за ним, напоследок погрозив крестьянину кулаком.

Дождавшись, пока всадники отъедут подальше, крестьянин надел шапку, и отвесил по увесистому пинку парню и мяснику.

— Хорош валяться, сумузя сама себя не сделает.

— Эк ты ладно баешь, дядька Клим. — восхитился паренек, поднимаясь с земли. — Думал, затопчет меня его благородие.

— Проговоришься кому, что я Его Сиятельство хаял — язык вырву, — мрачно отозвался Клим. — Тебя, братец, тоже касается.

 — Да я ни в жисть, я могила, — горячо заверил мужика паренек. — Только зачем ты его обзывал, коли сам так не думаешь?

— Коли рыцарь дракона победит, то вспомнит, что мы его хаяли, — терпеливо разъяснил Клим, отвешивая еще один пинок брату, который так и сидел на корточках, обхватив руками голову и раскачиваясь из стороны в сторону. — А коли дракон его сожрет, так никто ничего и не узнает. А ежели б я змея Сиятельством при рыцаре назвал, тот мог бы и зарубить. Благородные — они все на голову больные.

— Умен ты, дядька, — восхищенно протянул парень и с новыми силами принялся перемешивать кровавую бурду в бочке.

* * *

Ворота замка оказались сорваны с петель и размолоты в щепки. В каменных стенах зияли несколько пробоин, а внутренние строения замка носили явные следы огня.

— Что за чертовщина здесь творится? — пробормотал Сир Бенджамин, останавливая коня в воротах и оглядывая внутренний двор замка.

Дракон сидел по-кошачьи, обернув длинный зеленый хвост вокруг тела. Треугольные пластины, образующие гребень вдоль хребта, были раскрашены во все цвета радуги, а на морде ящера красовалась причудливая конструкция из двух обручей от бочки, двух оглобель и некоторого количества веревок, деревяшек и гвоздей, скрепляющих все это вместе.

В вытянутой лапе дракон держал очищенный от веток ствол корабельной сосны, на самом конце которой сидела аляповато одетая личность в узких брючках и изумрудно-зеленом берете. Также к бревну был приколочен мольберт; в руках личность держала палитру и кисть и, по всей видимости, рисовала портрет чудовища.

Опустив кисть на палитру, художник достал откуда-то из складок камзола яблоко, и, с хрустом надкусив его, бросил вниз. Почти целый плод, лишь слегка надкушенный с одного бока, шмякнулся перед всадниками, брызгами разлетевшись во все стороны.

Сир Бенджамин чертыхнулся, вытирая забрызганное соком лицо. Дракон и художник одновременно повернули головы в сторону гостей, потом так же синхронно переглянулись, после чего вновь уставились на рыцаря и его оруженосца.

— Боже мой, — капризно протянул дракон, — опять гости. Ненавижу гостей. Я, знаете ли, интроверт. И социофоб. Ненавижу общество.

Прищурившись, дракон вытянул голову на длинной шее в сторону гостей.

— Господи, это же рыцари! Ненавижу рыцарей! Эти грубые создания никогда не понимают тонких порывов моей артистичной души. К тому же, я не люблю тушенку — это удел моих быдло-собратьев. А я — художник! Хипстер! И кстати, я веган! Отлично себя чувствую. Кстати, где мой смузи?

— А ты уверен, что смузи из коровы, барана и молока можно считать вегетарианским? — крикнул со своего насеста художник. — Кстати, прими прежнюю позу и не дергайся — я еще не дописал.

— Что за глупый вопрос, Сирио! — возмутился дракон. — Коровы едят траву, а мы — то, что мы едим. Поэтому, коровы — растения. Логика!

— Что за херня здесь творится?! — спросил в воздух рыцарь, пристраивая копье поудобнее.

— Быдло! — взвился дракон. — Это перфоманс! Постмодернизм! Почему судьба так жестока? Стоило мне сделать приличный лук для селфи, как в мою студию заявляется говорящая тушенка и начинает меня оскорблять!

—Так, мне это надоело! — рявкнул сир фон Бауэр и, опустив забрало, пришпорил коня…